make femme!
Название: То, что происходит в Вегасе, там и остается
Автор: gloriaskott
Фандом: Black Lagoon
Пейринг: Балалайка/Реви
Рейтинг: R
Жанр: экшн
Размер: миди (10185 слов)
Предупреждение: ненормативная лексика
читать дальше- Меня абсолютно не за что ненавидеть, - любит говорить Реви себе под нос, когда перезаряжает пистолеты и выпускает контрольный жертве в голову, - те, кого я подстрелила – не мучаются, прикованные к постели, не пьют бульон через трубочку. Я всегда заканчиваю начатое. Вот так.
А потом она рассматривает то, что получается из человеческой черепушки, если в нее попадает девятимиллиметровая пуля. Эффект каждый раз потрясает, и причин любить свое оружие становится все больше. Причин любить людей у Реви куда меньше. Отчего-то все решили, что она благоволит Року, хотя он рохля, мямля и вообще никак не подходит на роль того, к кому Реви может испытывать симпатию. Просто иногда ей хочется почувствовать себя в роли спасителя, и тогда очень удобно под руку подворачивается Рок. Облагодетельствовал его, и потребность совершать добрые поступки проходит до следующего подобного приступа. Главное, не давать японцу возможности разглагольствовать. Потому что Рокуро хоть и считает свою работу на компанию по доставке нелегальных грузов в Роанапуре чем-то качественно лучшим, нежели прозябание в Токио на должности мелкого служащего, но не упускает возможности напомнить всем и Реви в частности, как же неправильно влачить такое существование и как это ужасно убивать других, даже если они отвратительные личности, которых бы сдала на опыты родная мать, будь у нее такая возможность. Выпивка в таких случаях не помогает. Двурукая проверяла. Пьяный Рок страдает еще сильнее, а значит, пришибить его хочется все сильнее с каждой секундой. Не насмерть, конечно, это все же слишком: он ведь как-никак член команды, но не раз ей приходилось сдерживать страстное желание просто отмутузить его в назидание.
Последний раз они повздорили из-за мисс Балалайки. Рокуро утверждал, что она хладнокровная, безжалостная стерва. Именно таких слов он не употреблял, ибо его скромные японские родители слишком тщательно занимались воспитанием своего единственного отпрыска, а позже бюрократы-начальники дрессировали рабочей субординацией, но смысл был именно таков. А вот Реви, хоть и считала приблизительно так же, отчего-то решила, что кто-кто, а самый жалкий член их банды уж точно не имеет права судить кого-то явно более «крутого». По шее Рок тогда снова не получил, но лишился своего права на бесплатную выпивку в баре лишился. Так и поссорились.
Но прежде, чем согласится на встречу с Паленой, Реви очень хорошо подумала. Целых полчаса. Не хотелось ввязываться в одиночку в какое-то дело, о котором Датч даже толком не сумел рассказать.
- У нее есть к тебе дело, - сообщил он. - Говорит, что отлично заплатит и работать она хочет именно с тобой.
- А именно я ей зачем? – Рок при этих словах даже перестал шуршать газетой. Прислушался гаденыш, хоть и рассказывал всего-то неделю назад, как ему малоинтересно все, что связано с Реви.
- Вот встретишься и выяснишь подробности.
- А точно отлично платит? – Реви помнила, какой внушительной была ее доля в последнем совместном «проекте» с «Отелем Москва», но все же уточнить стоило. Датч кивнул, Рок опять зашуршал газетой, делая вид, что ему все эти бандитские дела до балды, а Бенни сразу же, как только Двурукая вышла подышать воздухом на улицу, принялся расспрашивать шефа, точно ли больше никто не нужен Балалайке для ее таинственного дела. Двери в офис Датч тогда еще не успел сменить, и они были совсем тонкими, так что Реви все отлично услышала, не пришлось даже напрягаться. И загордилась собственным профессионализмом.
- Так вот какой ты, «Отель Москва», - цедит Двурукая сквозь зубы и прищуривается. Пока они с Датчем и компанией прозябают в порту на одном-единственном диване, за который вечно идет борьба, Паленая заседает в здании, похожем одновременно и на пряничный домик, и на замок Белоснежки из Диснейленда. Какой он на самом деле, сказочный замок принцессы, Реви понятия не имеет, но, наверное, вот такой: с башенками, козырьками и резными дверями весом в тонну. Она задирает голову, чтобы лучше разглядеть голову дракона, нависающую над входом, потом косится на свой раздолбанный Кадиллак с трещиной на лобовом стекле, примостившийся у натертого воском и полиролем Мерседеса, хмыкает, довольная контрастом, и решительно берется за сияющую на солнце бронзовую ручку. От этого места так и исходит аура богатства, а ничего важнее денег для Реви не существует. Даже любимые пистолеты при необходимости можно сменить, главное, чтобы было чем платить за новое приглянувшееся оружие. Всегда дело в деньгах. Даже на татуировку надо иногда тратиться (хоть ее и набили сто лет назад): подновлять участки, подпорченные следами от «боевых» ранений. А вообще слишком долго Реви пришлось жить впроголодь, чтобы сейчас она отказывалась от возможности прижать к груди охапку вкусно пахнущих зеленых бумажек. Ведь Паленая всегда платит долларами. Новенькими, будто только что с монетного двора.
- Пустите меня! – орет она в решеточку переговорного устройства в ответ на вежливый вопрос, кто ей собственно нужен, и дергает за начищенную до блеска ручку. – Я к мисс Балалайке по очень важному делу!
И улыбается в том направлении, где точно должна быть скрытая камера.
Насколько снаружи жарко и душно, настолько в «сказочном домике» прохладно и приятно. Правда уж очень база «Отеля Москва» смахивает на вестибюль какой-нибудь гостиницы. Даже имеется стойка регистрации и лощеный молодчик, сияющий дежурной улыбкой. Только вряд ли в гостиницах околачивается такое количество бандитского вида личностей с военной выправкой, рассаженных по кожаным диванам с неким явно стратегическим подтекстом. Они, на первый взгляд, ее визитом нисколько не изумлены, и им вообще дела нет до Реви с ее татуировкой и береттами подмышками, но пока она идет по узорчатому паркету от порога до лощеного юноши, умудряются совершенно незаметно со стороны наблюдать за ее передвижениями. Так пристально пялятся, что у нее между лопатками становится невыносимо щекотно.
- Я к Балалайке, - сообщает она, подмигивая типу за стойкой. Он смотрит на нее секунду, словно не понимая, каким это образом перед ним оказалась столь неподходящая к этой обстановке особа, но берет себя в руки и скалится фальшивой донельзя улыбкой, демонстрируя прекрасно сработанные фарфоровые зубные протезы.
- К мисс Владилене, - поправляет тип елейным тоном, а парни в вестибюле абсолютно бесшумно оказываются на полметра ближе. Реви косится на них, представляя, как было бы тяжело выбираться отсюда, случись внезапная перестрелка, и машинально кивает: к Владилене, как скажете. Ей, Ребекке, совершенно все равно, как русская стерва с паленой физиономией себя называет.
- А как вас представить? – не унимается юноша.
- Реви, просто Реви. - У нее улыбка выходит поослепительней его. Преимущество – все зубы свои. Он звонит куда-то, говорит абракадабру на гавкающем, отрывистом русском и его пренеприятнейшую образину снова освещает лучезарная улыбка.
- Она вас ждет, - сообщает он, явно немного изумленный такой новостью. - Третий этаж, дверь в конце коридора.
Лифт оказывается зеркальным, даже если задрать голову, все равно увидишь собственное отражение. Реви, воспользовавшись случаем, приглаживает волосы и приосанивается. Чувство собственной значимости распирает ее, как гелий – воздушный шарик, повсюду мерещится плата за еще не выполненное задание и с каждой минутой сумма увеличивается, становясь все привлекательней и желанней.
- Приятно, что ты согласилась зайти, - говорит Балалайка, едва только Реви прикрывает за собой дверь в ее кабинет. Ее кресло так хитро расположено, что на изуродованное шрамами лицо падает тень, и сколько не присматривайся, ничего, что выше плеч, разглядеть не удается. Только золотистые блики на блондинистой шевелюре. И это хорошо. Потому что, встретив Паленую первый раз, Реви таращилась на нее, как на чудо природы в цирке уродов, и все не могла понять, отчего та ничего не сделала, чтобы выглядеть хоть чуточку приличней. Соображала, конечно - так пялиться нельзя, и за столь пристальное внимание вполне можно схлопотать по шее от каждого из ее верных псов, если не пулю промеж глаз, но ничего не могла с собой поделать. Слишком уж был разителен контраст между нежной неповрежденной кожей и грубыми, словно скомканными, следами от огня.
- Именно от огня, - потом рассказывал Датч, - она ж воевала.
Это, впрочем, было единственное, что он знал точно, а так как слухи распускать не любил, то Реви самой пришлось догадываться, что же там на этой войне такого произошло, что мисс Балалайка в итоге стала выглядеть, как софт-версия маньяка из «Кошмара с улицы Вязов».
- Датч сказал, дело есть? – Реви подтягивает к себе поближе тяжеленную хрустальную пепельницу и закуривает собственную мятую сигарету, игнорируя призывно открытую коробку с тонкими сигарами и серебряную зажигалку Зиппо. На ней Мерилин с задранной юбкой. Слишком смешной аксессуар, как для суровой паленой стервы, но над этой деталью Двурукая решает посмеяться потом.
- Есть.
- А сколько платишь?
Балалайка явно улыбается, потому что голос у нее становится на полградуса теплее:
- А что это за дело, тебя не интересует?
Двурукая пожимает плечами:
- Интересует, конечно.
- Тебе нужно будет сопроводить меня во время визита к дяде Сэму.
- В Америку что ли?
- Не в Нью-Йорк. - Паленая облокачивается на стол и теперь тень, так надежно скрывающая ее подпорченную физиономию, оказывается за нею, а Реви может лицезреть каждый выжженный след на ее коже. Шрамы, оказывается, есть даже на груди, отлично просматриваются в вырезе белой блузки.
- А что такое с Нью-Йорком? – цедит Двурукая сквозь зубы и давит только-только начатую сигарету в пепельнице, пока она не расползается грязной табачной кляксой.
- А что с ним, Ребекка? – Балалайка улыбается, подвигает по столу свою визитку с написанной на обороте солидной, греющей сердце суммой. - Нью-Йорк чудесный город, но нам туда не нужно. Вот столько ты получишь, если составишь мне компанию в путешествии в Вегас.
- Половину сейчас, половину потом, - сообщает Реви, прикуривая очередную мятую сигарету.
- Четверть сейчас, - Паленая выдерживает многозначительную паузу, и у Двурукой опять начинается неприятный зуд между лопаток, - тебе надо приодеться поприличней.
- А почему я? – спрашивает та, созерцая краем глаза количество нулей, нарисованных на карточке и уже мысленно готовая даже на две поездки в Вегас.
- А почему бы нет? – пожимает плечами Балалайка и снова прячется в тень.
- Ну, я согласна, а когда выезжаем?
- Через неделю.
Возвращаясь в вестибюль, Реви с мстительным удовольствием оставляет пыльные следы на красной ковровой дорожке в коридоре, вежливое «до свидания» в комплекте с очередной лучезарной улыбкой в исполнении хлыща за стойкой игнорирует и выдыхает с облегчением, только оказавшись в машине. Встреча, по ее мнению, прошла отлично, только вот не стоило меченой стерве упоминать про Нью-Йорк. Вообще неясно, откуда она узнала. Этот факт своей биографии Двурукая не афишировала. Ничего героического или приятного там не случилось. Просто стычка с полицией во время ограбления магазина и убийство одного из копов. Кто именно из их банды в него попал, осталось неизвестным, но отчего-то именно Реви пришлось спешно делать ноги и даже недолго мучится угрызениями совести по поводу этого незапланированного убийства, в котором она, скорей всего даже не была виновата. Ей тогда было не до стрельбы, она старалась сбежать через черный ход. Но когда тебе всего семнадцать, ты еще способен переживать, если в новостях показывают рыдающую вдову героически погибшего полисмена, прижимающую к себе парочку зареванных детишек, и его помпезно обставленные похороны с почетным караулом. Сейчас, конечно, тогдашние терзания кажутся смешными, и тем более неприятно, когда кто-то о такой слабости напоминает. Особенно твой будущий работодатель. Словно подчеркивает, что ты у него вроде как на крючке.
- В Америку, значит? – Датч взял мелкое дело: перевозка ящиков с неизвестным содержимым под покровом ночи. А ночь сегодня прекрасна, и поездка воспринимается не как очередное прибыльное нарушение закона, а как этакий корпоративный пикник. Тем более что в переносной сумке-холодильнике полно холодных банок с пивом, а Рок проявил похвальную инициативу и притащил целый пакет китайских пирожков с креветками. Правда, на борт его не взяли. Датч сказал, что они управятся и вдвоем с Реви.
- В Америку.
- А куда именно?
- В Вегас. - Она давит окурок в пепельнице из консервной банки и тянется за новой сигаретой.
Деньги, обещанную четверть от указанной суммы, ей доставили прямо домой. Приехал неразговорчивый чувак со шрамом поперек физиономии, сунул твердый белый конверт и ушел. Даже не попрощался, на все вопросы Реви отвечал молчанием и играл желваками. Между пачками баксов обнаружилась записка. На взгляд Реви, совершенно оскорбительная. «Купи себе приличную одежду для поездки», - вот что там было написано. Причем слово «приличную» было подчеркнуто два раза. А если учесть, что по поводу гардероба Двурукой Балалайка уже раз проехалась при встрече, то это выходило уже целых три раза.
- Представляешь? – Реви так яростно тыкает даже толком нераскуренной сигаретой в пепельницу, что ломает ее точно посередине. - Приличная… я, что, неприлично одета? Это же долбаный Вегас, а не прием у английского короля!
- У английской королевы, - поправляет Датч.
- Что?
- В Англии королева, а не король.
Реви с секунду смотрит на него с выражением незамутненной ненависти на лице и отворачивается.
- И ты туда же.
- И ты прошлась по магазинам?
- А то, купила чулочек и кружевного бельишка.
Датч хмыкает и молчит всю оставшуюся дорогу. Реви сопит и смотрит в сторону.
- Весьма неплохо, - сообщает Балалайка из своего теневого угла, когда Реви, нарядившись в обновки, приезжает на очередную встречу.
- С трудом удержалась, чтоб эти джинсы не укоротить, - скалится та в ответ. – Но ты сказала прилично, так что укорочу потом, после приезда.
Паленая так долго молчит, что становится тревожно, поневоле задумываешься, а предполагается ли вообще возвращение. И становиться ужасно жаль затраченных на приобретение чемодана новых шмоток усилий. В Роанапуре ведь сроду не водилось нормальных магазинов, без особых проблем можно приобрести только военную форму любой из существующих армий. Так что пришлось Реви вместо очередного задания с Датчем тащится по жаре пару десятков километров и с болью в сердце платить еще не отработанные, но уже бесконечно дорогие ее сердцу деньги на ненужные по сути вещи. Но сестра Эда, с которой они потом «обмывали» приобретения, сказала, что ей нравится, а выпив еще стаканчик, начала смотреть на Реви с невиданной доселе нежностью и намекать, что у нее скоро день рождения и она очень любит майки в обтяжку.
- Вот, - говорит Паленая и выкладывает на стол очередной конверт.
- Алисия Стоун? – а именно такое имя значится в новом паспорте с хорошим количеством правильных виз для приятного путешествия без препятствий со стороны властей. Если им верить, то Реви уже успела побывать в Париже на прошлый уикенд и в Канаде позапрошлогодней осенью. – А сама себе я имя выбрать не могу?
- Не можешь. - Кроме паспорта в конверте оказывается билет на самолет. - Мы вылетаем через два дня. - А тебя как звать будут?
- А меня в розыск не объявляли, - сладко врет Паленая, и Реви хочется ее или просто ударить, или развернуться и уйти. Но вспоминается карточка с написанной суммой, и она усердно таращится на стену мимо Балалайки. Это ведь просто работа, и пошла она со своими шуточками.
В аэропорт их доставляют на пафосном лимузине длиной со всю квартиру Реви, включая прихожую и душевую. И в нем явно куда комфортней. Кондиционер работает, а в баре полно выпивки. Только вот попробовать ее не удается, потому что еще совсем утро, и Балалайка выглядит мрачной и злой. Отчего она не в духе, Реви выяснять не хочется, еще меньше хочется ее бесить, потому она вежливо здоровается, усаживаясь на диванчик, расположенный подальше, и смотрит в окошко всю дорогу до аэропорта Чианг Мэй, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание.
Пока мальчик в форме укладывает их немногочисленный багаж на тележку, Реви решается задать вопрос, мучающий ее с начала сделки.
- А мои пистолеты, мне их тут оставить придется? – Балалайка отрывается от созерцания самолета, пролетающего у них над головой, и сообщает тоном строгой преподавательницы:
- На частных рейсах абсолютно другие правила. Так что не беспокойся.
Самолет совсем крохотный и хорошенький, как шкатулка для украшений. Тут даже сортир отделан красным деревом. И маленькая тайская стюардесса разносит не порционный обед, упакованный в унылую одноразовую тару, а нечто, явно из дорогого ресторана, художественно разложенное на фарфоровых тарелках. Балалайка, правда, к яствам не прикасается, зато Реви отрывается за двоих. Уж очень она нервничает из-за этого перелета. Самолет хоть и красив, но уж очень невелик, а ей всегда было некомфортно на высоте над облаками, когда совершенно ничего нельзя контролировать. Но осознание себя, как важной персоны, которую на задание везут в таких сногсшибательных условиях, действует успокаивающе и она засыпает в своем потрясающе комфортном кресле со специальной подставочкой под ноги, чтоб не затекали. Сны снятся самые приятные: клады в сундуках, просто горы денег и подвалы Форта Нокс, забитые золотыми слитками.
- А какова моя роль вообще? – спрашивает она под кофе с крохотными ванильными пирожными, которые Балалайка, к счастью, игнорирует.
- Ты мой телохранитель.
- Гм, - говорит Реви и жует воздушное, пятое по счету пирожное.
- И все, что произойдет в Вегасе, должно остаться между нами. – Балалайка прикуривает очередную сигару и добавляет подчеркнуто светским тоном:
- Сумма вознаграждения включает еще и плату за молчание. Даже не знаю, стоило ли мне это уточнять?
Реви пожимает плечами и тянется за очередным пирожным, теперь с миндальной стружкой.
- Болтуны в Роанапуре долго не живут, - сообщает она важным тоном, сжевав, наконец, все, что было на тарелке, и пододвигает поближе чашку с кофе. На это Балалайке явно нечего ответить.
Беретты Двурукой возвращают сразу после тщательного изучения фальшивого паспорта. Каждую упаковали в аккуратный пакет, разве что розовыми ленточками не перевязали. Появилось подозрение, что всесильная Балалайка и американскую полицию купила, раз они так озаботились оформлением незаконно ввозимого оружия, но возможности спросить, так ли это – не представилось. Выйдя из аэропорта, Паленая становится совсем уж немногословной и очень сосредоточенной. Сама несет свой элегантный саквояж, при виде которого Реви внезапно становится стыдно за свою потрепанную сумку, одолженную на время поездки у Бенни. Сама берет напрокат машину, и, конечно, сама садится за руль. Автомобиль Двурукой абсолютно не нравится, обычному седану серебристого цвета она бы предпочла что-то куда более эффектное. На парковке как раз стоял и манил к себе ярко-алый Додж, но Балалайка умудрилась выбрать самую унылую тачку, какую себе только можно представить.
Но зато водит она так, словно все, кто едут по дороге, умудрились ей крепко насолить, и каждого из них за такую провинность нужно если не убить, сбросив с дороги, то хорошенько напугать. Реви тоже так водит, но одно дело - нарушать правила в Роанапуре и совсем другое - в законопослушной Америке. Но никто их не останавливает и не забирает в кутузку на пару суток до выяснения обстоятельств, и до отеля, выбранного Паленой, они доезжают в целости и сохранности, умудрившись не привлечь внимание полиции. Отель, надо сказать, Реви приводит в восторг. У входа - огромный фонтан, на первых двух этажах - шикарное казино. И как назло там постоянно кто-то выигрывает. Слышно, как бренчат развеселую мелодию однорукие бандиты, видно, что у столов с рулеткой скачут восторженные блондинки, обнимая своих более сдержанных в проявлении эмоций спутников в техасских шляпах. Судя по всему, со своими головными уборами ковбои сроднились так же, как Реви с своими пистолетами.
- Через полчаса жди меня здесь, - кивает Балалайка на стойку регистрации и идет к лифту. Пять минут Двурукая тратит на то, чтоб закинуть свои пожитки в номер, а еще оставшиеся двадцать пять испытывает судьбу. В принципе, ей везет. На целых тридцать баксов и бесплатный коктейль с вишенкой и маленьким зонтиком. Когда ее шрамированная спутница появляется на горизонте, она как раз дергает ручку автомата в последний раз и очень верит, что сейчас будет джек-пот всем на зависть.
- Плюс пять баксов! – орет Реви, пугая меланхоличную старушку справа от себя, сползает со стула и ссыпает четвертаки в карман. Балалайка наблюдает за ней с видом ученого, обнаружившего новый вид плотоядной бактерии, и перекатывает между пальцами очередную сигару. И ведь знает, что здесь нельзя курить, просто ей явно нравится, как дергается охранник у входа, никак не решаясь сделать ей замечание.
- Поехали, - улыбается Двурукая и ей, и нервному секьюрити у дверей. - А я выиграла, – и победно бренчит медяками.
В Вегасе Двурукая никогда не была. Она, по сути, вообще нигде не бывала, кроме Нью-Йорка, Роанапура и Токио в прошлом году. Кучу мелких островов, куда приходилось заезжать по долгу службы, вообще считать не стоило. Потому что визиты туда были кратковременными и очень сумбурными. А сваливать оттуда обычно приходилось под покровом ночи и без лишних проволочек, иногда отстреливаясь, иногда валяясь в беспамятстве, пока Бенни или Датч перевязывали ее, как умели. Из Бенни, кстати говоря, сестра милосердия была уровнем хуже среднего. Но сейчас поездка почти напоминала мирный туристический променад. Реви даже успела посмотреть по сторонам и прочитать в рекламном проспекте, взятом со стойки в отеле, про шоу фонтанов, которое можно будет наблюдать прямо из окна ее номера, если Балалайка соблаговолит закончить все свои дела до темноты. Но она ничего не рассказывает, просто молча ведет машину, пока район с казино и отелями не кончается. Прошмыгивает через пару кварталов, живо напомнивших Реви родной и любимый Роанапур, и тормозит у слегка пожухлого газона, выделяющийся бельмом между своими ухоженными соседями.
- Крутой домик, - говорит Двурукая и закуривает свою первую за очень долгое время сигарету, купленную на американской земле. Табак отчего-то горчит. Чувак в гавайских шортах, поливающий клумбочку с маргаритками из шланга, таращится на нее, как на Антихриста. Потом смотрит на Паленую с ее живописными шрамами и торопливо скрывается за кустами.
- Дверь откроешь? – интересуется Балалайка. - А то у меня ключей нет.
- А как насчет сигнализации, или ты и вегасскую полицию купила?
- Надо будет ввести код, а его я знаю. Ну так откроешь?
- Раз плюнуть, - и Двурукая демонстрирует, как именно плюнуть и насколько далеко. Чувак-Гавайские шорты возмущенно шелестит кустами. Замок оказывается простейший, такие Реви вскрывала у соседей, когда еще в школе училась, если не хватало денег на жвачку.
- А здесь давно никого не было, - говорит она, оглядевшись. Пахнет затхлостью и пылью, но кондиционер исправно работает, так что еще и очень холодно. На стене висит странное полотно, изображающее скопище разноцветных пятен, в светлый ковер впиталось вино из перевернутой бутылки. И именно эта деталь отчего-то вгоняет Балалайку в ступор, она даже пепел с сигары стряхнуть забывает. Реви смотрит на ковер, потом на нее, потом на всякий случай на пятна, изображающие картину и решается спросить:
- Мы тут зачем?
- Подожди меня здесь, - цедит Паленая и идет на второй этаж. Только сейчас Реви замечает, что та себе изменила и не обула туфли на шпильке, да еще и вместо костюмчика в стиле настоящего шефа-мафиози напялила джинсы с регланом. Если б не ее шрамы, выглядела бы, как самая обычная девица. Даже вполне симпатичная, особенно со спины.
Сверху доносится грохот, словно Балалайка решила разнести особняк по камешку, и Двурукая все ждет, что вот-вот она выйдет из себя и заорет, но та спускается с неизменно невозмутимым видом и закуривает, уставившись на картину с пятнами.
- Дело - дрянь? – интересуется Реви и проверяет на всякий случай пистолеты.
- Возможно, - говорит Паленая и отворачивается.
Назад они едут так, словно за ними гонятся демоны, в какой-то момент Реви даже хочется попросить, чтобы та сбросила скорость и перестала проскакивать на мигающий желтый перед капотами аккуратно и законопослушно останавливающихся автомобилей. Но Балалайка тормозит с разворотом только у входа в отель, швыряет ключи парковщику и говорит, что пока ей Двурукая не нужна. Оказывается, если Паленая волнуется, то у нее слышен акцент. Неприятный, режущий слух.
- Ну тогда я на автоматах поиграю, - сообщает Реви ей в спину, даже не рассчитывая быть услышанной. Но удача Двурукой больше не сопутствует, даже пары баксов выиграть не удается. Рулетка навевает тоску, Блэк Джек она так и не освоила, остается только погулять между столами, прихватывая с подносов бесплатную выпивку, а потом проверить, когда по расписанию начинается обещанное шоу с фонтанами и заказать себе в номер много закусок к пиву. У нее с Паленой номера смежные, а слышимость отличная. Будто они поселились не в шикарной гостинице, а в роанапурских трущобах. Если вырубить телевизор с платным порно-каналом, то даже напрягаться не нужно, чтобы услышать, как она с кем-то говорит по телефону. И если приложить ухо со стаканом к стене, то можно разобрать, что беседует она не на английском, так что все равно ни черта не понятно. А порно начинают показывать совсем уж унылое, даже без извращений, единственное: главная героиня очень смахивает на сестру Эду в профиль, так что Реви берет с собой пару банок пива, поднос с вяленым мясом и усаживается на балконе. Выкладывает беретты на столик и смотрит, как медленно день, когда Вегас выглядит никак, сменяется вечером, когда он выглядит очень эффектно. И чем-то смахивает на шлюху в полной боевой раскраске и в платье с блестками. А потом начинается шоу фонтанов, и у бассейна собираются толпы зевак, чей восторженный галдеж доносится даже до ее высотного этажа. Реви допивает пиво и с трудом удерживается от соблазна прицельно швырнуть банкой. Но тут бы такое поведение явно не одобрили. Как-никак цивилизованный город с полицией, которая даже если берет взятки, то наверняка не все поголовно. И заблудившийся турист всегда может подойти к бравому полисмену, обвешанному дубинками, наручниками и вечно шуршащей голосами рацией, посмотреть на него с надеждой и попросить указать верный путь к отелю. А тот козырнет и поможет. В Роанапуре коп скорей укажет в абсолютно другую сторону, а потом потребует от бандитов, раздевших туриста до нитки, свою долю. Впрочем, туристов в Роанапуре не бывает, их с успехом заменяют начинающие киллеры и наемники, приехавшие на хлебное место в надежде пододвинуть с тепленьких местечек своих коллег. Поохотиться за такими личностями - святая обязанность каждого. Поговаривают, что кое у кого из старожилов даже есть коллекция отрезанных ушей на память, в лучших традициях вьетнамской войны. У кого точно, Реви не знает, а слухи, хоть и увлекательны, но вряд ли отвечают действительности. Вот она просто вгоняет контрольную пулю промеж глаз. Это ее совершенно неоригинальный почерк, но им вполне можно гордиться.
Подсветка фонтана из нежно-голубой становится кроваво-красной, струи образуют арки, и зрители так восторженно вопят, что слышно даже на балконе. Реви все-таки прицеливается пустой пивной банкой, но акту хулиганства не суждено свершиться. В дверь стучат.
- Поехали, - говорит Балалайка, снова похожая на себя: принарядилась, как обычно в Роанапуре. Только неясно, зачем было так стараться, приехали-то они на склад. Припарковались у двух грязных внедорожников, подождали, пока их седан осветят прожектором с крыши, а что потом происходило, для Реви осталось тайной. Вышел чувак, смахивающий на каждого из балалайкиных десантников шрамами и выправкой. Поздоровался по-английски, зыркнул на Двурукую и дальше уже продолжал по-русски. Не понятно было ни черта, переводчиком тут не озаботились. Паленая сначала говорила спокойно, потом бросила сигару, не докурив, и двинула чуваку в челюсть, так что он чуть не опрокинулся. Реви в этот момент выхватила свои беретты и скорчила страшную и презрительную рожу, показав всю серьезность своих намерений.
- Однако, - выплюнул чувак, - сучку с собой приперла?
- Сучка сейчас тебе мозги вышибет, - резюмировала Реви и покосилась на Паленую, но та снова была холодна и невозмутима. Значит, бряцание оружием пришлось к месту.
- Он вас не ждал, - бурчит чувак, поднимаясь по узкой металлической лесенке. Реви на ступеньках скользит и цепляется носками, тут еще и темно, как у Датча в заднице. В комнате, куда их приводят, ненамного светлее и очень по-складскому. В одном углу раскладывают оружие по ящикам, в другом - троица режется в карты, а за совершенно непредставительным столом сидит их шеф. Это у него на лбу написано, что он тут главный: слишком уж наглая морда, и важный статус подчеркивает толстенная золотая цепь на шее. Такой даже душить было бы не очень удобно. Хоть Реви и не фанат контактных способов убийств, но в этом деле разбирается. Пришлось освоить на всякий случай.
- Владилена, - тянет главарь и улыбается Балалайке, как старому другу.
- Алекс, - говорит та и закуривает. Реви вообще не считала, сколько уже сигар она уже извлекла из своего портсигара, но по всему выходит, что он у нее бездонный.
- А это что за прелестное создание?
- А тебе не все равно?
- Азиаточка, - мечтательно жмурится Алекс, и в углу с картами начинают сдержанно и одобрительно шушукаться.
- Азиаточка сейчас тебе пулю меж глаз влепит, - цедит Реви.
- Как волнующе, - улыбается Алекс еще шире и теряет к ней всякий интерес. А потом еще и добивает, начиная беседу с Балалайкой на русском. Что уж совсем скучно и неинтересно. Двурукой остается разве что смотреть зорко по сторонам, дабы пресечь любую попытку повредить ее работодательнице. Но все ведут себя так, словно ничего интересного не происходит. Троица все так же режется в карты, в углу все так же бережно укладывают в ящики автоматы АК-108. Чувак, что их привел, перекатывается с носка на пятку и тупо пялится то на задницу Балалайки, то на сиськи Реви. Скучно, и беседа выходит такой же скучной и малоэмоциональной. Просто в какой-то момент Паленая затыкается и смотрит на Алекса, как, помнится, первый раз смотрела на Реви: с презрением и изумлением. А потом сглатывает, закуривает и кивает.
- Пойдем, - говорит она Двурукой.
- Заходи к нам снова, - улыбается Алекс, - и обязательно с азиаточкой.
- Пошел ты…
Но договорить Реви не удается, заканчивает она уже на лестнице и чуть с нее не падает, потому что очень зла, а тут все еще темно и под ноги она не смотрит.
- Это что за мудак? – спрашивает, когда они уже оказываются в своем седане и совершенно никуда не спешат. Балалайка даже ключ в замок зажигания не вставляет, просто сидит, окутываясь сигарным дымом, и смотрит перед собой.
- Это Алекс, - улыбается она криво, - вот такой мудак, познакомься.
- А теперь куда?
- Теперь ты в отель до дальнейших указаний, - автомобиль срывается с места так стремительно, что Реви роняет зажигалку с сигаретой себе под ноги и пока там шарит, Паленая уже выезжает из мрачного складского района к сияющей неоном цивилизации.
Реви выиграла целую сотню в одноруком бандите, выпила три мохито и даже одним глазком посмотрела, как целая шеренга здоровых и фигуристых, как племенные кобылки, барышень в перьях задирает ноги в канкане. А потом уже решила немного вздремнуть и поблагодарить небеса, что поездка выходит такой ненапрягающей. Получить вознаграждение за пару променадов и за то, что ее пару раз назвали «азиаточкой», - так просто она еще не зарабатывала. Даже пострелять ни одного шанса не представилось. Перед здоровым освежающим сном Реви приняла ванну с пузырьками, перепробовала все шампуни из фирменных бутылочек, облачилась в персикового цвета халат и завалилась на широченную, как вся ее спальня в Роанапуре, кровать. Поездка получалась просто настоящим отпуском, да еще и с шикарным видом из панорамного окна. Вегас как раз начинал гаснуть, и это было еще красивей, чем когда он зажигался.
- Едем, - Балалайка снова без каблуков и без своего любимого красного костюма. Реви все думала раньше: не может же быть, чтоб она носила один и тот же изо дня в день. Значит, у нее зачем-то целый шкаф однотипных шмоток. Странно как-то. Теперь вот оказалось, что у Паленой есть и джинсы с футболкой и даже кожаная куртка и еще один саквояж, кроме того, с которым она прилетела.
- Едем, - повторяет она и выглядит очень злой и уставшей, в отличие от Двурукой, всю ночь провалявшейся на отглаженных, благоухающих розой простынях. Настолько злой, что куда именно сегодня они едут, Реви даже не спрашивает. В конце концов, из обещанной суммы она еще и цента не отработала.
- Однако, - улыбается Алекс. Надо было догадаться, что приедут они именно к нему. Только в этот раз не на склад, а в стриптиз-клуб на каких-то занюханных вегасских задворках. Всего хорошего в нем - это огромная вывеска с надписью «Сладкие титьки» и неоновый силуэт, обладательницу этих самых титек изображающий. Алекс сидит на вип-месте, утопая в красном бархатном кресле, и созерцает кастинг, а может, просто проводит инспекцию своих девочек. Одна из них на сцене как раз изображает бравого ковбоя, орудующего лассо топлесс. Балалайка ставит саквояж на стол, прямо на пепельницу с дымящимся окурком, на стакан с виски и на айфон Алекса в кожаном футляре. Айфон соскальзывает на пол.
- Зачем же так неаккуратно? – улыбается Алекс еще шире и подмигивает Реви.
- Адрес давай, - цедит Балалайка.
- А здесь все?
- Пересчитай, если сомневаешься.
- С тобой очень приятно иметь дело…
- Адрес, Алекс!
Реви напрягается и тянется за своими пистолетами. Барышня на сцене замирает и целомудренно пытается прикрыть грудь, а Алекс перестает ухмыляться и говорит какую-то очередную тарабарщину на русском, на что Балалайка кивает и добавляет едко, уже по-английски:
- Наслаждайся своим шоу.
Реви отчего-то кажется, что прозвучало это угрожающе.
Был один старый китаец в нью-йоркском Чайна-тауне, который, по слухам, был когда-то самым настоящим супер-мафиози, но в то время, когда Двурукая его знала, он просто держал антикварную лавочку, щеголял пиратской повязкой на правом глазу и ходил, опираясь на трость. Вот этот самый китаец, мистер Ву, как еще добрый десяток китайцев, живущих на их улице, которых звали точно так же, рассказывал иногда истории про свое развеселое бандитское прошлое. Конечно, каждый раз добавляя, что «тогда» было куда круче, чем «сейчас». Но истории были и правда крутые, особенно Реви нравились «сказки» про Вегас. Мистер Ву уверял, что вся пустыня вокруг города - это не только Зона 51 и те места, где проводили ядерные взрывы, но еще и огромное кладбище. Потому что нет ничего проще, чем спрятать труп в Вегасе: нужно просто вывезти тело в багажнике подальше от города и закопать на приглянувшемся месте.
- Иногда, бывало, копаешь яму, - рассказывал мистер Ву, - и натыкаешься на скелет в костюме и шляпе Борсалино. Иногда и часы на руке оставались, золотые часы, между прочим.
Реви потом снились толпы скелетов в огромной пустыне, и очень хотелось на это супер-кладбище посмотреть вживую. Но тогда это были просто мечты, а сейчас Балалайка гнала по шоссе, и вокруг расстилалась пустошь. Именно такая, как ее описывал мистер Ву. Зловещая даже в солнечный полдень. И кое-где на обочинах валялись черепа, правда, не человечьи, а коровьи.
Уж неизвестно, что там Алекс ей дал за адрес, но Балалайка заезжает в настоящую глушь, то есть просто едет, пока грунтовая дорога не кончается, упершись в деревянный щит с ожидаемой надписью «конец дороги». А потом выходит, даже машину не закрыв, и идет за холм. Реви ничего не остается, как топать следом, ощущая, что именно сейчас она отрабатывает свои деньги, потому что в пустыне адски жарко и каменисто, и каждая колючка норовит залезть ей в балетки, которые пришлось носить, чтобы выглядеть прилично по требованию работодательницы. А потом на фоне почти белого от жара неба появляется цель: дом с башенками и резным крылечком. Очередной дворец Белоснежки в самом неподходящем для этого месте. И только тогда Паленая останавливается передохнуть и покурить. Реви не совсем понимает, зачем было почти бежать сюда от машины, рискуя иногда упасть и расквасить себе нос, а теперь просто таращится на какую-то развалюху, которая тут стояла еще явно до того, как старый мистер Ву научился говорить «мама» и «папа». Но ее работодательница созерцает обветшалое строение, момент становится несколько торжественным, и Двурукая сохраняет деликатное молчание.
- Пистолеты достань, - говорит Балалайка, докурив, набирает в грудь воздуха, как будто собирается нырять с вышки, и идет к дому. Здесь все-таки когда-то была дорога и сюда даже доставляли почту, судя по покосившемуся ржавому почтовому ящику. Дверь у Реви получается вышибить только со второй попытки, так она ссохлась. И внутри никого нет. Это чувствуется еще с порога, можно было и не доставать пистолеты. Но ради порядка она заглядывает в каждую комнату. Отмечает про себя, что такого тоскливого, нежилого запустения еще видеть не приходилось. Здесь явно не тусовались наркоманы и бездомные: обои сами собой отклеивались от стен, с паркета постепенно облазила краска, еще лет десять – и дом бы просто рассыпался.
Двурукая проходит по коридору, отрабатывая свои деньги инспекцией каждой комнаты. В одной неожиданно обнаруживается посудный шкаф с распахнутыми дверцами и одинокой, совершенно целой чашкой на полочке. А в помещении, которое очень давно служило своим владельцам гостиной, и из которого открывается несколько унылый, но в чем-то даже эффектный вид на пустыню, оказался сюрприз: в старомодном кресле сидела девушка. Спиной к вошедшим, лицом - к окну с видом.
- Осторожно, - шепчет Реви, но Паленая отталкивает ее в сторону и подбегает к креслу, трясет девицу, а потом опускается на колени и смотрит на нее снизу вверх. И такой главу «Отеля Москва», наверное, еще никто не видел и никогда не увидит. Оказывается, Балалайка не может плакать, но она так бледнеет, что ее шрамы, побелевшие от времени, почти перестают выделяться, а еще она выдыхает с едва слышным стоном и жмурится на секунду. Двурукая понимает еще раньше, чем заходит и смотрит на девушку в кресле, что дело настолько плохо, насколько только может быть.
Девицу сначала привязали - и очень крепко. Сколько она не вырывалась, только добавляла ссадин. Запястья покрыты синяками и царапинами, на подсохшие ранки приклеились песчинки. Рот ей не затыкали, но оно и немудрено: в этой глуши на случайных прохожих рассчитывать не приходится. А уже потом, наверное, перерезали горло, очень аккуратно и не спеша, от уха до уха, так что кровь текла на грудь и колени, прямо по тоненькой батистовой ночной сорочке с розовыми бантиками, пропитывая ее насквозь. А потом даже не закрыли ей глаза, явно, чтобы Балалайке было чем любоваться, сидя сейчас на полу, и было, отчего бледнеть все сильней и сильней.
- Кто она? – Реви осторожно возвращает пистолеты в кобуры и боится пошевелиться, чтобы не скрипнули старые доски пола.
- Надо здесь все сжечь, - говорит Паленая хрипло и через силу. Именно такой голос получается, если хочешь плакать, а не выходит. Наверное, оттого что сдерживаешься.
- Я солью бензин из машины, - шепчет Реви и пробирается к выходу, стараясь не смотреть на убитую. Слишком уж странно она выглядит. Не как все те, кого ей доводилось видеть до этого. Все те были просто трупами, неким расходным материалом, необходимым атрибутом существования и процветания бандитской столицы Таиланда. В конце концов, каждый из тех убитых изначально был готов к тому, что до старости не доживет и кончит с пулей во лбу. Или куда там его убийца, или убийцы, попадут. Но эта странная особа, которую явно похитили из ее дома в хорошем районе прямо из постели, притащили черт знает куда, а потом еще и убили способом страшным и болезненным, - ее Реви отчего-то даже немного жаль. Как было бы жаль себя, окажись она на скучной работе в родном Чайна-тауне вместо веселого и опасного Роанапура. Просто не на своем месте, проще говоря.
- Канистры я не нашла, - Реви может собой гордится, наверное впервые в жизни она ведет себя очень деликатно. По пустому дому прошла на цыпочках, стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом, в комнату решила не заходить, тем более что ничего нового там не приключилось. Труп девушки все так же смирно сидит в кресле, Балалайка – у ее ног. Отстраненная и спокойная, вся в себе, даже свою спутницу не сразу услышала.
- Что?
- Нашла… Вот. Дом сухой, думаю, хватит. Ты же хочешь его сжечь?
- Хочу, - Балалайка поднимается с пола, отряхивает колени, забирает воняющую бензином бутылку из-под кока-колы у Реви из рук и выдыхает. Медленно и постепенно, словно боится свалиться в обморок.
- Я подожду тебя снаружи, - сообщает Реви, уже пятясь. Она столько раз видела и трупы, и то, как от них избавлялись, но вот наблюдать, каким образом Паленая организует спонтанную кремацию, не хочется абсолютно. Это тоже как-то неправильно. Хорошие девушки, надевающие на ночь батистовые сорочки, заслуживают куда более приличных похорон. С гробом, речами расстроенных друзей и родственников, со скромным фуршетом после погребения. Чтобы все могли сдержанно поскорбеть. На таких роскошных похоронах Реви, конечно, сроду не бывала, но в кино все происходит именно так. Скучно, конечно, но очень представительно. Да и смерти такой хорошие девушки тоже не заслуживают: слишком уж это экстремально. Им надо умирать в своих уютных кроватках с лампами Тиффани у изголовья.
На улице Двурукая закуривает и думает некстати, как им теперь добраться до Вегаса. Бензобак и так был неполон, а после неумелого наполнения бутылки и вовсе наверняка опустел. Но ее греет надежда, что это все-таки штат Невада, а не Роанапур, и местные водители не будут против подкинуть до города двух девушек, голосующих на обочине. Балалайки нет довольно долго, и Реви себе представляет в красках трогательную сцену прощания. На воображаемом эпизоде с тихим «прощай» Паленая появляется на крылечке и швыряет пустую бутылку за себя. Только вот с зажигалкой у нее никак не получается справиться. Хоть вроде она с виду и спокойна, даже уже дышит ровно, и руки у нее не дрожат.
- Давай я, - Реви отбирает у нее ту самую смешную Зиппо с силуэтом Мерилин, хмыкает про себя, вдруг подумав, а не убитая ли преподнесла суровой русской стерве в шрамах такой фривольный сувенир, щелкает колесиком и возвращает назад. Пальцы у Балалайки ледяные, и даже грандиозный пожар, который вот-вот начнется, их, наверное, не согреет.
Сначала огня не видно, только воздух дрожит, а потом все здание словно погружается в алое свечение, и это красиво, ровно до того момента, пока ветер не меняется и не начинает тянуть запахом паленого мяса. Единственный, пожалуй, недостаток во всем погребении, которое получилось даже почти торжественным.
- Пойдем, - говорит Реви тихонько. С ее стороны это наглость, но по Паленой видно, что она будет здесь стоять, пока от особняка не останутся одни угли. – Пойдем. Скоро стемнеет.
Она отворачивается и бредет к машине, непроизвольно дергается, когда сзади слышится, как стреляют, лопаясь, стекла в окнах. Двурукая понятия не имеет, как себя сейчас вести, но уж точно не гладить успокоительно по плечу и не лезть с утешительными объятиями. Она так сроду не поступала, но девушки именно так друг друга поддерживают. Хорошие девушки. Вроде той, что сейчас догорает, привязанная к креслу. А плохие девушки, те, что выживают в трущобах и из дому не выходят без пары пистолетов подмышками, те справедливо решают, что сигарета лишней не будет. Так что Реви вытирает ладони о джинсы и прикуривает две.
- Держи.
- Спасибо.
На своем седане они доезжают только до шоссе, ну и по нему до ближайшего указателя с вывеской «До Лас Вегаса 30 миль». Дальше машина глохнет и никуда больше не едет, мигая тревожным огоньком датчика бензина.
- Приехали, - говорит Балалайка. Реви предлагает прогуляться пешком или попытаться вызвать эвакуатор. Еще один приятный элемент цивилизованной жизни. Впрочем, понятно, что бы она не предложила, Паленая на все согласна. Но хочет сидеть до темноты в остановившейся машине посреди шоссе. Какая-то она стала странная. Еще странней, чем была до этого. Раньше ее хоть возможно было понять и решить, как себя вести, а тут Двурукая теряется. Так же, как когда Рокуро иногда начинал ныть, вспоминая свою прошлую жизнь. Скучное, стабильное существование вечно униженного и оскорбленного мелкого офисного работника. Он так натурально печалился по этому поводу, даже пил виски безо льда и таращился на Реви с такой тоской, что ей начинало хотеться его как-то ободрить и утешить. Хотя бы похлопать по плечу, как это принято у суровых и сдержанных личностей. Только действовали подобные нехитрые манипуляции совершенно не утешительно, а, скорей, наоборот. Рок принимался стенать пуще прежнего, и тут уж Двурукой хотелось его треснуть, чтоб заткнулся. Но если это было хорошо и подходяще для самого слабого члена их команды, то применять к главе целой мафиозной группировки казалось не совсем правильным.
- Эвакуатор, - повторяет она вкрадчиво. - Машина-то напрокат, значит, эвакуатор можно вызвать.
- Самолет завтра днем, - сообщает Паленая, созерцая мигающий значок, сигнализирующий о пустом бензобаке. Реви живо представляет себе стаю койотов, осадившую их седан ближе к полуночи, и выходит на шоссе, собираясь кинуться под колеса первому попавшемуся автомобилю или выстрелить ему в лобовуху. Вообщем, сделать, что угодно, лишь бы убедить водителя довезти их до города. Хоть она и выросла в самом паршивом квартале Чайна-тауна Нью-Йорка, где ночами было опасно даже окно открыть, не то чтобы выйти прогуляться, но коротать время до утра посреди пустыни, где любят закапывать трупы, не хочется совершенно. В городе ей никогда не было так стремно, как посреди огромного, почти пустого куска земли, где, даже очень сильно постаравшись, нельзя было разглядеть хоть какие-то признаки цивилизации. Последний, что был, они сожгли.
- Знаешь, - Реви прогулялась взад-вперед по обочине, почувствовала, как все-таки натирают ремни от кобуры и поняла, что именно это шоссе не очень популярно у жителей Невады. А безучастно окопавшуюся в машине Балалайку захотелось убить. – Я не желаю сдыхать в этой заднице мира, пойдем.
- Я тебе плачу.
- Явно меньше, чем стоит моя драгоценная жизнь.
- Иди.
- Я твой супер-телохранитель, забыла? Поднимай задницу, иначе я ее подниму, честно.
- Пошла ты, - Паленая тыкает дуло своего револьвера Реви в лоб и устало морщится, словно перспектива скорого убийства ее неслыханно огорчает своей суетливостью и неопрятностью.
- Сама пошла, - шипит Двурукая, метя береттой, той, что выхватила из кобуры слева, ей в шею. - Кто тебе была та пигалица, что ты так расклеилась? Сестра, потерянная в детстве?
- Заткнись. - Балалайка уже и палец на спусковой крючок положила, даже прижала его немножко. Это отлично видно, если слегка скосить глаза к переносице, и Реви становится на секунду обжигающе холодно, как всегда, когда она чует опасность, а еще от злости в голове начинает шуметь.
- Сама заткнись! Хочешь сдохнуть, начинай хоть сейчас, а мне такого не надо, я на такое не подписывалась!
- Ну так иди нахрен, - Паленая убирает свою пукалку в кобуру и закуривает. - Иди, куда хочешь.
Реви топчется у машины с береттой в руке, вроде как убрать ее сразу – это несолидно, только начали ругаться, но и продолжать угрожающие выпады как-то было бы сейчас странно. И что делать – тоже неясно. Без Балалайки возвращение в Роанапур просто невозможно. Ее бравые десантники, конечно, знают, кто сопровождает их обожаемую леди-босс в ее вояже. Они там, как одна большая дружная семья в своем «Отеле Москва». Так что к Двурукой, вернувшейся в одиночестве, будет тьма-тьмущая вопросов в подходящей для допросов обстановке. Слухи про методы выбивания информации в русском стиле ходят самые шокирующие. А если Реви что-то шокирует, то это и правда серьезно. И оказаться в подвале, где любят поиграть с электричеством и колюще-режущими предметами, ей совсем не улыбается. Так что широкий жест Балалайки неоценен, и перспектива провести ночь в вероятно худшем месте штата Невада снова маячит перед глазами.
- Никуда я не пойду, - выдыхает Двурукая, садится рядом и закуривает. Диджей по радио объявляет час Тома Джонса, любимчика Вегаса и его верного поклонника.
- Ну и зря.
- Это уж мне решать.
- Боишься, что если свалишь, платить тебе будет некому?
- Деньги не главное, - эту цитату Реви слышала от мистера Ву, но чуяла, что старый хрен кривил душой. Да и сама сейчас соврала. Главное, что к слову пришлось. Ведь именно ради внушительной суммы она согласилась на эту поездку с неизвестной культурной программой. А иначе, зачем было соглашаться? Балалайку она уважает. Как ни крути, личность крутая, такой оказаться полезной – прибыльно и почетно, но не даром же лезть в петлю. А в их конкретном случае – в пасти кучи койотов. Они тут водятся в изобилии, мистер Ву рассказывал, что иногда и трупы выкапывали, когда их ленились похоронить поглубже. И Зону 51 со счетов сбрасывать тоже не стоит. Бенни, как истинный компьютерный задрот, обожал иногда в свободные вечера просветить всех желающих и просто несчастных, оказавшихся некстати в радиусе слышимости, на тему пришельцев и таинственных огней в небе над пустыней Мохаве. Когда сидишь в Роанапуре, в родном офисе на потертом диване, закинув ноги на столик, то подобные истории отлично идут под пиво, особенно если Бенни не поленится, а он парень трудолюбивый, так что последнее исключено, и покажет фотографии для иллюстрации. Но Реви даже не думала, что возможно верить в такие глупости. И уж конечно, не могла представить себя в ситуации, когда будет время от времени нервно поглядывать на сереющее сумерками небо, боясь увидеть там те самые огни, которые на компьютере Бенни выглядели так невинно и смешно. А все из-за Паленой и ее дохлой подружки, которая уже верно сгорела дотла вместе с креслом и своей ночной сорочкой.
- Ври больше, - говорит Балалайка и щелкает зажигалкой с Мерилин. А Реви отчего-то подумала, что безделушка отправится в погребальный костер к дарительнице.
- Ты хочешь тут просидеть всю ночь?
- А почему бы нет?
- Я знаю, что самолет завтра. Только какой смысл торчать на этом блядском шоссе?
- Абсолютно никакого.
- Кто тебе была та девушка?
- Никто, - и даже тоненькая сигара в руках не дрогнула. Врет Балалайка, конечно, на высший балл.
- Была б никто, ты б тут не торчала.
- Дорогая Реви, - теперь, когда солнце село и глаза привыкли к полутьме, шрамы на физиономии Паленой почти незаметны. – Не надо меня брать на «слабо»…
- Ты мне вообще-то заплатила и за молчание, помнишь? – Реви хочется еще сигарету, а зажигалку Балалайка вертит в руках, а еще от нее пахнет дымом и немного духами. Странное наблюдение, хоть и логичное, она же носит костюмы с декольте и туфли на шпильках, отчего бы ей и не пользоваться туалетной водой. Только уж очень аромат нежный, почти цветочный и совсем для нее не подходящий.
- Помню, конечно, - она протягивает «Мерилин» на ладони.
- А Алексу, любящему азиаточек, заплатила за нее? – Паленая смотрит на Реви, словно выжидая момент, когда ей нужно будет заткнуть рот. – Поэтому мы и поехали сначала к ней домой. Не верила, что он решился ее похитить? Месть за старые совместные операции на исторической родине?
- За совместные операции здесь, - поправляет Балалайка бесстрастным тоном.
- Саквояж на вид был неполным. Сколько там было, тысяч двести, триста?
- Триста пятьдесят.
- Она была твоей подругой?
- Можно и так сказать.
Реви отворачивается и выдыхает дым через нос. Какой подругой убитая была для Балалайки ей уже ясно, та может и не озвучивать. Но она явно не захочет вываливать все самое сокровенное и делиться подробностями. Странно, правда, осознать, что главу «Отеля Москва», шрамированную вдоль и поперек, кто-то был способен любить, а она могла отвечать взаимностью. Что именно так все и было, сомневаться не приходится, иначе чего бы ей отдавать кучу денег за неясно кого. Значит, дорога ей была девица, любительница картин в пятна и красного вина. Двурукая набирается смелости и протягивает Балалайке «Мерилин», касается на долю секунды ее пальцев. Как и подозревала, они ледяные.
- Хочешь, поедем и убьем Алекса?
- За дополнительную плату?
- За просто так, - «бонусом», добавляет Реви про себя.
- Его уже скорей всего нет в стране.
- Тогда давай спалим его стриптиз-клуб.
- Давай просто, - Балалайка вынимает ключи из замка зажигания, радио обрывает хит Тома Джонса на середине и гаснет, - давай просто пойдем отсюда.
- Ну, до завтра. - Реви так растрясло во время возвращения в город на разбитом пикапе калифорнийского охотника за удачей, что просто перед глазами стоит сладостный образ горячей ванны и полного стакана виски с одиноким кусочком льда. А еще она ждет не дождется, когда, наконец, сбросит чертовы балетки. Кто б знал, что эта обувь для приличных девушек такая неудобная.
- Выпить не хочешь? – спрашивает Паленая вполголоса, когда они подходят к лифту.
- В баре? – почти шепотом интересуется Реви и косится на парочку благообразных старушек, стоящих за ними. Ее раздражает, как они неодобрительно на них смотрят. Особенно на Балалайку и на ее шрамы. Их даже татуировка Двурукой не так шокирует.
- У меня в номере.
Звучит это отчего-то ужасно неприлично, особенно после того как выяснилось, какой подругой убитая приходилась Балалайке. То, что информация не была подтверждена, Реви не смущает. Но она понимает, как хочется утопить горе в спиртном, и как грустно будет топить его в одиночестве, когда и словом перемолвится не с кем, так что соглашается:
- Можно и в номере. Надеюсь, выпивки у тебя хватит.
Номер у Балалайки пошикарней ее собственного, и мини-бар там побольше. Есть даже бутылка шампанского «Кристал», но это сейчас явно будет неподходящим выбором, так что по стаканам Реви разливает виски и кладет по кусочку льда, именно так, как хотелось. А просто они садятся напротив панорамного окна и молча пьют, подливая друг другу по очереди.
- А как ее звали? – спрашивает Реви после третьего стакана. – Ту девушку?
- Эмили, - говорит Паленая только после того, как допивает четвертый стакан. В комнате темно, а от мигающих реклам и вывесок у нее на лице мелькает целая палитра красок. Зрелище ничем не хуже, чем шоу фонтанов. Шрамы менее всего заметны, когда отблески зеленые, выделяются, когда цвет меняется на красный. Реви смотрит на нее, не отрываясь, и пытается представить, как это все происходило: Балалайка, Эмили, шрамы и батистовые ночные рубашки. И как это вообще могло сочетаться.
- Это было в Нью-Йорке, - улыбается Паленая, - на антикварном аукционе. Ты же это хочешь знать? Где мы умудрились познакомиться?
- Угу, - говорит Реви и тянется за следующей бутылкой виски. Сочетание антиквариата и Балалайки ей тоже кажется странным, но не настолько, чтобы перебивать.
- Она эксперт по «советской» живописи. Была. А я очень хотела себе одну картину. С красноармейцами.
- С кем?
- Неважно, - она прикуривает себе сигару и прикрывает глаза, - там и познакомились. Она меня вовремя предупредила, что мои красноармейцы – подделка, а я умею быть благодарной. И думала, что могу быть осторожной.
- А мстительной? – Реви пытается достать бутылку, не вставая с кресла, но промахивается и прекрасный виски за сто баксов разливается по ковру.
- Само собой.
Еще Двурукая бы хотела спросить «как оно было?», все эти странные отношения, спровоцированные любовью к искусству, в котором она ничего не понимает, но вместо того тянется к Балалайке и ее шрамам. Сейчас как раз вспыхнул зеленый за окном, и их почти не видно. Оказывается, они почти и не чувствуются под кончиками пальцев, только Паленой, верно, это было неприятно, иначе зачем ей перехватывать Реви за запястье, стискивать покрепче, подтягивать к себе поближе. Двурукая соображает, как бы объяснить свою идиотскую потребность в прикосновениях прежде, чем получит по шее, только Балалайка не собирается ее ни бить, ни учить уму-разуму, просто привстает в своем кресле и целует. Сначала мягко, едва касаясь, потом жестче, обхватывая свободной рукой за затылок, не давая ни вздохнуть, ни отстраниться. И так Реви еще не целовалась никогда и ни с кем. Она вообще давно решила, что все эти нежности ей не нужны и прекрасно обходилась быстрым сексом по собственной инициативе, а теперь стало ужасно себя жаль за такую опрометчивую глупость. Потому что это, оказывается, здорово, до дрожи в коленках и до волнующе тянущего ощущения внизу живота.
- Нам рано вставать, - выдыхает Балалайка, чуть отстранившись.
- Ну и что? – Реви сейчас меньше всего хочется думать о завтрашнем дне.
- Тебе пора, - говорит Паленая и отпускает ее, хорошо хоть не отталкивает, просто садится в кресле ровнее и берет свой стакан с пола. Будь на ее месте кто-то другой, можно было бы настаивать, применить силу или просто врезать от души кулаком, но это ведь мисс Балалайка, глава «Отеля Москва», и к ней Реви полезла сама, даже не успев подумать, зачем и почему. Просто захотелось, как когда-то внезапно захотелось оставить Рокуро в живых. – Тебе пора, - повторяет Балалайка и смотрит в окно. Теперь неоновые отблески алые и каждая рваная линия ее шрамов видна четко, будто нарисованная остро отточенным карандашом.
- Хорошо, - говорит Двурукая хрипло и очень надеется, что ее голос звучит спокойно, - до завтра.
И дверь в коридор получается прикрыть почти неслышно, хотя хотелось шарахнуть так, чтоб лопнуло, не выдержав, панорамное окно и придавило собой надменную паленую стерву.
продолжение в комментариях
Автор: gloriaskott
Фандом: Black Lagoon
Пейринг: Балалайка/Реви
Рейтинг: R
Жанр: экшн
Размер: миди (10185 слов)
Предупреждение: ненормативная лексика
читать дальше- Меня абсолютно не за что ненавидеть, - любит говорить Реви себе под нос, когда перезаряжает пистолеты и выпускает контрольный жертве в голову, - те, кого я подстрелила – не мучаются, прикованные к постели, не пьют бульон через трубочку. Я всегда заканчиваю начатое. Вот так.
А потом она рассматривает то, что получается из человеческой черепушки, если в нее попадает девятимиллиметровая пуля. Эффект каждый раз потрясает, и причин любить свое оружие становится все больше. Причин любить людей у Реви куда меньше. Отчего-то все решили, что она благоволит Року, хотя он рохля, мямля и вообще никак не подходит на роль того, к кому Реви может испытывать симпатию. Просто иногда ей хочется почувствовать себя в роли спасителя, и тогда очень удобно под руку подворачивается Рок. Облагодетельствовал его, и потребность совершать добрые поступки проходит до следующего подобного приступа. Главное, не давать японцу возможности разглагольствовать. Потому что Рокуро хоть и считает свою работу на компанию по доставке нелегальных грузов в Роанапуре чем-то качественно лучшим, нежели прозябание в Токио на должности мелкого служащего, но не упускает возможности напомнить всем и Реви в частности, как же неправильно влачить такое существование и как это ужасно убивать других, даже если они отвратительные личности, которых бы сдала на опыты родная мать, будь у нее такая возможность. Выпивка в таких случаях не помогает. Двурукая проверяла. Пьяный Рок страдает еще сильнее, а значит, пришибить его хочется все сильнее с каждой секундой. Не насмерть, конечно, это все же слишком: он ведь как-никак член команды, но не раз ей приходилось сдерживать страстное желание просто отмутузить его в назидание.
Последний раз они повздорили из-за мисс Балалайки. Рокуро утверждал, что она хладнокровная, безжалостная стерва. Именно таких слов он не употреблял, ибо его скромные японские родители слишком тщательно занимались воспитанием своего единственного отпрыска, а позже бюрократы-начальники дрессировали рабочей субординацией, но смысл был именно таков. А вот Реви, хоть и считала приблизительно так же, отчего-то решила, что кто-кто, а самый жалкий член их банды уж точно не имеет права судить кого-то явно более «крутого». По шее Рок тогда снова не получил, но лишился своего права на бесплатную выпивку в баре лишился. Так и поссорились.
Но прежде, чем согласится на встречу с Паленой, Реви очень хорошо подумала. Целых полчаса. Не хотелось ввязываться в одиночку в какое-то дело, о котором Датч даже толком не сумел рассказать.
- У нее есть к тебе дело, - сообщил он. - Говорит, что отлично заплатит и работать она хочет именно с тобой.
- А именно я ей зачем? – Рок при этих словах даже перестал шуршать газетой. Прислушался гаденыш, хоть и рассказывал всего-то неделю назад, как ему малоинтересно все, что связано с Реви.
- Вот встретишься и выяснишь подробности.
- А точно отлично платит? – Реви помнила, какой внушительной была ее доля в последнем совместном «проекте» с «Отелем Москва», но все же уточнить стоило. Датч кивнул, Рок опять зашуршал газетой, делая вид, что ему все эти бандитские дела до балды, а Бенни сразу же, как только Двурукая вышла подышать воздухом на улицу, принялся расспрашивать шефа, точно ли больше никто не нужен Балалайке для ее таинственного дела. Двери в офис Датч тогда еще не успел сменить, и они были совсем тонкими, так что Реви все отлично услышала, не пришлось даже напрягаться. И загордилась собственным профессионализмом.
- Так вот какой ты, «Отель Москва», - цедит Двурукая сквозь зубы и прищуривается. Пока они с Датчем и компанией прозябают в порту на одном-единственном диване, за который вечно идет борьба, Паленая заседает в здании, похожем одновременно и на пряничный домик, и на замок Белоснежки из Диснейленда. Какой он на самом деле, сказочный замок принцессы, Реви понятия не имеет, но, наверное, вот такой: с башенками, козырьками и резными дверями весом в тонну. Она задирает голову, чтобы лучше разглядеть голову дракона, нависающую над входом, потом косится на свой раздолбанный Кадиллак с трещиной на лобовом стекле, примостившийся у натертого воском и полиролем Мерседеса, хмыкает, довольная контрастом, и решительно берется за сияющую на солнце бронзовую ручку. От этого места так и исходит аура богатства, а ничего важнее денег для Реви не существует. Даже любимые пистолеты при необходимости можно сменить, главное, чтобы было чем платить за новое приглянувшееся оружие. Всегда дело в деньгах. Даже на татуировку надо иногда тратиться (хоть ее и набили сто лет назад): подновлять участки, подпорченные следами от «боевых» ранений. А вообще слишком долго Реви пришлось жить впроголодь, чтобы сейчас она отказывалась от возможности прижать к груди охапку вкусно пахнущих зеленых бумажек. Ведь Паленая всегда платит долларами. Новенькими, будто только что с монетного двора.
- Пустите меня! – орет она в решеточку переговорного устройства в ответ на вежливый вопрос, кто ей собственно нужен, и дергает за начищенную до блеска ручку. – Я к мисс Балалайке по очень важному делу!
И улыбается в том направлении, где точно должна быть скрытая камера.
Насколько снаружи жарко и душно, настолько в «сказочном домике» прохладно и приятно. Правда уж очень база «Отеля Москва» смахивает на вестибюль какой-нибудь гостиницы. Даже имеется стойка регистрации и лощеный молодчик, сияющий дежурной улыбкой. Только вряд ли в гостиницах околачивается такое количество бандитского вида личностей с военной выправкой, рассаженных по кожаным диванам с неким явно стратегическим подтекстом. Они, на первый взгляд, ее визитом нисколько не изумлены, и им вообще дела нет до Реви с ее татуировкой и береттами подмышками, но пока она идет по узорчатому паркету от порога до лощеного юноши, умудряются совершенно незаметно со стороны наблюдать за ее передвижениями. Так пристально пялятся, что у нее между лопатками становится невыносимо щекотно.
- Я к Балалайке, - сообщает она, подмигивая типу за стойкой. Он смотрит на нее секунду, словно не понимая, каким это образом перед ним оказалась столь неподходящая к этой обстановке особа, но берет себя в руки и скалится фальшивой донельзя улыбкой, демонстрируя прекрасно сработанные фарфоровые зубные протезы.
- К мисс Владилене, - поправляет тип елейным тоном, а парни в вестибюле абсолютно бесшумно оказываются на полметра ближе. Реви косится на них, представляя, как было бы тяжело выбираться отсюда, случись внезапная перестрелка, и машинально кивает: к Владилене, как скажете. Ей, Ребекке, совершенно все равно, как русская стерва с паленой физиономией себя называет.
- А как вас представить? – не унимается юноша.
- Реви, просто Реви. - У нее улыбка выходит поослепительней его. Преимущество – все зубы свои. Он звонит куда-то, говорит абракадабру на гавкающем, отрывистом русском и его пренеприятнейшую образину снова освещает лучезарная улыбка.
- Она вас ждет, - сообщает он, явно немного изумленный такой новостью. - Третий этаж, дверь в конце коридора.
Лифт оказывается зеркальным, даже если задрать голову, все равно увидишь собственное отражение. Реви, воспользовавшись случаем, приглаживает волосы и приосанивается. Чувство собственной значимости распирает ее, как гелий – воздушный шарик, повсюду мерещится плата за еще не выполненное задание и с каждой минутой сумма увеличивается, становясь все привлекательней и желанней.
- Приятно, что ты согласилась зайти, - говорит Балалайка, едва только Реви прикрывает за собой дверь в ее кабинет. Ее кресло так хитро расположено, что на изуродованное шрамами лицо падает тень, и сколько не присматривайся, ничего, что выше плеч, разглядеть не удается. Только золотистые блики на блондинистой шевелюре. И это хорошо. Потому что, встретив Паленую первый раз, Реви таращилась на нее, как на чудо природы в цирке уродов, и все не могла понять, отчего та ничего не сделала, чтобы выглядеть хоть чуточку приличней. Соображала, конечно - так пялиться нельзя, и за столь пристальное внимание вполне можно схлопотать по шее от каждого из ее верных псов, если не пулю промеж глаз, но ничего не могла с собой поделать. Слишком уж был разителен контраст между нежной неповрежденной кожей и грубыми, словно скомканными, следами от огня.
- Именно от огня, - потом рассказывал Датч, - она ж воевала.
Это, впрочем, было единственное, что он знал точно, а так как слухи распускать не любил, то Реви самой пришлось догадываться, что же там на этой войне такого произошло, что мисс Балалайка в итоге стала выглядеть, как софт-версия маньяка из «Кошмара с улицы Вязов».
- Датч сказал, дело есть? – Реви подтягивает к себе поближе тяжеленную хрустальную пепельницу и закуривает собственную мятую сигарету, игнорируя призывно открытую коробку с тонкими сигарами и серебряную зажигалку Зиппо. На ней Мерилин с задранной юбкой. Слишком смешной аксессуар, как для суровой паленой стервы, но над этой деталью Двурукая решает посмеяться потом.
- Есть.
- А сколько платишь?
Балалайка явно улыбается, потому что голос у нее становится на полградуса теплее:
- А что это за дело, тебя не интересует?
Двурукая пожимает плечами:
- Интересует, конечно.
- Тебе нужно будет сопроводить меня во время визита к дяде Сэму.
- В Америку что ли?
- Не в Нью-Йорк. - Паленая облокачивается на стол и теперь тень, так надежно скрывающая ее подпорченную физиономию, оказывается за нею, а Реви может лицезреть каждый выжженный след на ее коже. Шрамы, оказывается, есть даже на груди, отлично просматриваются в вырезе белой блузки.
- А что такое с Нью-Йорком? – цедит Двурукая сквозь зубы и давит только-только начатую сигарету в пепельнице, пока она не расползается грязной табачной кляксой.
- А что с ним, Ребекка? – Балалайка улыбается, подвигает по столу свою визитку с написанной на обороте солидной, греющей сердце суммой. - Нью-Йорк чудесный город, но нам туда не нужно. Вот столько ты получишь, если составишь мне компанию в путешествии в Вегас.
- Половину сейчас, половину потом, - сообщает Реви, прикуривая очередную мятую сигарету.
- Четверть сейчас, - Паленая выдерживает многозначительную паузу, и у Двурукой опять начинается неприятный зуд между лопаток, - тебе надо приодеться поприличней.
- А почему я? – спрашивает та, созерцая краем глаза количество нулей, нарисованных на карточке и уже мысленно готовая даже на две поездки в Вегас.
- А почему бы нет? – пожимает плечами Балалайка и снова прячется в тень.
- Ну, я согласна, а когда выезжаем?
- Через неделю.
Возвращаясь в вестибюль, Реви с мстительным удовольствием оставляет пыльные следы на красной ковровой дорожке в коридоре, вежливое «до свидания» в комплекте с очередной лучезарной улыбкой в исполнении хлыща за стойкой игнорирует и выдыхает с облегчением, только оказавшись в машине. Встреча, по ее мнению, прошла отлично, только вот не стоило меченой стерве упоминать про Нью-Йорк. Вообще неясно, откуда она узнала. Этот факт своей биографии Двурукая не афишировала. Ничего героического или приятного там не случилось. Просто стычка с полицией во время ограбления магазина и убийство одного из копов. Кто именно из их банды в него попал, осталось неизвестным, но отчего-то именно Реви пришлось спешно делать ноги и даже недолго мучится угрызениями совести по поводу этого незапланированного убийства, в котором она, скорей всего даже не была виновата. Ей тогда было не до стрельбы, она старалась сбежать через черный ход. Но когда тебе всего семнадцать, ты еще способен переживать, если в новостях показывают рыдающую вдову героически погибшего полисмена, прижимающую к себе парочку зареванных детишек, и его помпезно обставленные похороны с почетным караулом. Сейчас, конечно, тогдашние терзания кажутся смешными, и тем более неприятно, когда кто-то о такой слабости напоминает. Особенно твой будущий работодатель. Словно подчеркивает, что ты у него вроде как на крючке.
- В Америку, значит? – Датч взял мелкое дело: перевозка ящиков с неизвестным содержимым под покровом ночи. А ночь сегодня прекрасна, и поездка воспринимается не как очередное прибыльное нарушение закона, а как этакий корпоративный пикник. Тем более что в переносной сумке-холодильнике полно холодных банок с пивом, а Рок проявил похвальную инициативу и притащил целый пакет китайских пирожков с креветками. Правда, на борт его не взяли. Датч сказал, что они управятся и вдвоем с Реви.
- В Америку.
- А куда именно?
- В Вегас. - Она давит окурок в пепельнице из консервной банки и тянется за новой сигаретой.
Деньги, обещанную четверть от указанной суммы, ей доставили прямо домой. Приехал неразговорчивый чувак со шрамом поперек физиономии, сунул твердый белый конверт и ушел. Даже не попрощался, на все вопросы Реви отвечал молчанием и играл желваками. Между пачками баксов обнаружилась записка. На взгляд Реви, совершенно оскорбительная. «Купи себе приличную одежду для поездки», - вот что там было написано. Причем слово «приличную» было подчеркнуто два раза. А если учесть, что по поводу гардероба Двурукой Балалайка уже раз проехалась при встрече, то это выходило уже целых три раза.
- Представляешь? – Реви так яростно тыкает даже толком нераскуренной сигаретой в пепельницу, что ломает ее точно посередине. - Приличная… я, что, неприлично одета? Это же долбаный Вегас, а не прием у английского короля!
- У английской королевы, - поправляет Датч.
- Что?
- В Англии королева, а не король.
Реви с секунду смотрит на него с выражением незамутненной ненависти на лице и отворачивается.
- И ты туда же.
- И ты прошлась по магазинам?
- А то, купила чулочек и кружевного бельишка.
Датч хмыкает и молчит всю оставшуюся дорогу. Реви сопит и смотрит в сторону.
- Весьма неплохо, - сообщает Балалайка из своего теневого угла, когда Реви, нарядившись в обновки, приезжает на очередную встречу.
- С трудом удержалась, чтоб эти джинсы не укоротить, - скалится та в ответ. – Но ты сказала прилично, так что укорочу потом, после приезда.
Паленая так долго молчит, что становится тревожно, поневоле задумываешься, а предполагается ли вообще возвращение. И становиться ужасно жаль затраченных на приобретение чемодана новых шмоток усилий. В Роанапуре ведь сроду не водилось нормальных магазинов, без особых проблем можно приобрести только военную форму любой из существующих армий. Так что пришлось Реви вместо очередного задания с Датчем тащится по жаре пару десятков километров и с болью в сердце платить еще не отработанные, но уже бесконечно дорогие ее сердцу деньги на ненужные по сути вещи. Но сестра Эда, с которой они потом «обмывали» приобретения, сказала, что ей нравится, а выпив еще стаканчик, начала смотреть на Реви с невиданной доселе нежностью и намекать, что у нее скоро день рождения и она очень любит майки в обтяжку.
- Вот, - говорит Паленая и выкладывает на стол очередной конверт.
- Алисия Стоун? – а именно такое имя значится в новом паспорте с хорошим количеством правильных виз для приятного путешествия без препятствий со стороны властей. Если им верить, то Реви уже успела побывать в Париже на прошлый уикенд и в Канаде позапрошлогодней осенью. – А сама себе я имя выбрать не могу?
- Не можешь. - Кроме паспорта в конверте оказывается билет на самолет. - Мы вылетаем через два дня. - А тебя как звать будут?
- А меня в розыск не объявляли, - сладко врет Паленая, и Реви хочется ее или просто ударить, или развернуться и уйти. Но вспоминается карточка с написанной суммой, и она усердно таращится на стену мимо Балалайки. Это ведь просто работа, и пошла она со своими шуточками.
В аэропорт их доставляют на пафосном лимузине длиной со всю квартиру Реви, включая прихожую и душевую. И в нем явно куда комфортней. Кондиционер работает, а в баре полно выпивки. Только вот попробовать ее не удается, потому что еще совсем утро, и Балалайка выглядит мрачной и злой. Отчего она не в духе, Реви выяснять не хочется, еще меньше хочется ее бесить, потому она вежливо здоровается, усаживаясь на диванчик, расположенный подальше, и смотрит в окошко всю дорогу до аэропорта Чианг Мэй, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание.
Пока мальчик в форме укладывает их немногочисленный багаж на тележку, Реви решается задать вопрос, мучающий ее с начала сделки.
- А мои пистолеты, мне их тут оставить придется? – Балалайка отрывается от созерцания самолета, пролетающего у них над головой, и сообщает тоном строгой преподавательницы:
- На частных рейсах абсолютно другие правила. Так что не беспокойся.
Самолет совсем крохотный и хорошенький, как шкатулка для украшений. Тут даже сортир отделан красным деревом. И маленькая тайская стюардесса разносит не порционный обед, упакованный в унылую одноразовую тару, а нечто, явно из дорогого ресторана, художественно разложенное на фарфоровых тарелках. Балалайка, правда, к яствам не прикасается, зато Реви отрывается за двоих. Уж очень она нервничает из-за этого перелета. Самолет хоть и красив, но уж очень невелик, а ей всегда было некомфортно на высоте над облаками, когда совершенно ничего нельзя контролировать. Но осознание себя, как важной персоны, которую на задание везут в таких сногсшибательных условиях, действует успокаивающе и она засыпает в своем потрясающе комфортном кресле со специальной подставочкой под ноги, чтоб не затекали. Сны снятся самые приятные: клады в сундуках, просто горы денег и подвалы Форта Нокс, забитые золотыми слитками.
- А какова моя роль вообще? – спрашивает она под кофе с крохотными ванильными пирожными, которые Балалайка, к счастью, игнорирует.
- Ты мой телохранитель.
- Гм, - говорит Реви и жует воздушное, пятое по счету пирожное.
- И все, что произойдет в Вегасе, должно остаться между нами. – Балалайка прикуривает очередную сигару и добавляет подчеркнуто светским тоном:
- Сумма вознаграждения включает еще и плату за молчание. Даже не знаю, стоило ли мне это уточнять?
Реви пожимает плечами и тянется за очередным пирожным, теперь с миндальной стружкой.
- Болтуны в Роанапуре долго не живут, - сообщает она важным тоном, сжевав, наконец, все, что было на тарелке, и пододвигает поближе чашку с кофе. На это Балалайке явно нечего ответить.
Беретты Двурукой возвращают сразу после тщательного изучения фальшивого паспорта. Каждую упаковали в аккуратный пакет, разве что розовыми ленточками не перевязали. Появилось подозрение, что всесильная Балалайка и американскую полицию купила, раз они так озаботились оформлением незаконно ввозимого оружия, но возможности спросить, так ли это – не представилось. Выйдя из аэропорта, Паленая становится совсем уж немногословной и очень сосредоточенной. Сама несет свой элегантный саквояж, при виде которого Реви внезапно становится стыдно за свою потрепанную сумку, одолженную на время поездки у Бенни. Сама берет напрокат машину, и, конечно, сама садится за руль. Автомобиль Двурукой абсолютно не нравится, обычному седану серебристого цвета она бы предпочла что-то куда более эффектное. На парковке как раз стоял и манил к себе ярко-алый Додж, но Балалайка умудрилась выбрать самую унылую тачку, какую себе только можно представить.
Но зато водит она так, словно все, кто едут по дороге, умудрились ей крепко насолить, и каждого из них за такую провинность нужно если не убить, сбросив с дороги, то хорошенько напугать. Реви тоже так водит, но одно дело - нарушать правила в Роанапуре и совсем другое - в законопослушной Америке. Но никто их не останавливает и не забирает в кутузку на пару суток до выяснения обстоятельств, и до отеля, выбранного Паленой, они доезжают в целости и сохранности, умудрившись не привлечь внимание полиции. Отель, надо сказать, Реви приводит в восторг. У входа - огромный фонтан, на первых двух этажах - шикарное казино. И как назло там постоянно кто-то выигрывает. Слышно, как бренчат развеселую мелодию однорукие бандиты, видно, что у столов с рулеткой скачут восторженные блондинки, обнимая своих более сдержанных в проявлении эмоций спутников в техасских шляпах. Судя по всему, со своими головными уборами ковбои сроднились так же, как Реви с своими пистолетами.
- Через полчаса жди меня здесь, - кивает Балалайка на стойку регистрации и идет к лифту. Пять минут Двурукая тратит на то, чтоб закинуть свои пожитки в номер, а еще оставшиеся двадцать пять испытывает судьбу. В принципе, ей везет. На целых тридцать баксов и бесплатный коктейль с вишенкой и маленьким зонтиком. Когда ее шрамированная спутница появляется на горизонте, она как раз дергает ручку автомата в последний раз и очень верит, что сейчас будет джек-пот всем на зависть.
- Плюс пять баксов! – орет Реви, пугая меланхоличную старушку справа от себя, сползает со стула и ссыпает четвертаки в карман. Балалайка наблюдает за ней с видом ученого, обнаружившего новый вид плотоядной бактерии, и перекатывает между пальцами очередную сигару. И ведь знает, что здесь нельзя курить, просто ей явно нравится, как дергается охранник у входа, никак не решаясь сделать ей замечание.
- Поехали, - улыбается Двурукая и ей, и нервному секьюрити у дверей. - А я выиграла, – и победно бренчит медяками.
В Вегасе Двурукая никогда не была. Она, по сути, вообще нигде не бывала, кроме Нью-Йорка, Роанапура и Токио в прошлом году. Кучу мелких островов, куда приходилось заезжать по долгу службы, вообще считать не стоило. Потому что визиты туда были кратковременными и очень сумбурными. А сваливать оттуда обычно приходилось под покровом ночи и без лишних проволочек, иногда отстреливаясь, иногда валяясь в беспамятстве, пока Бенни или Датч перевязывали ее, как умели. Из Бенни, кстати говоря, сестра милосердия была уровнем хуже среднего. Но сейчас поездка почти напоминала мирный туристический променад. Реви даже успела посмотреть по сторонам и прочитать в рекламном проспекте, взятом со стойки в отеле, про шоу фонтанов, которое можно будет наблюдать прямо из окна ее номера, если Балалайка соблаговолит закончить все свои дела до темноты. Но она ничего не рассказывает, просто молча ведет машину, пока район с казино и отелями не кончается. Прошмыгивает через пару кварталов, живо напомнивших Реви родной и любимый Роанапур, и тормозит у слегка пожухлого газона, выделяющийся бельмом между своими ухоженными соседями.
- Крутой домик, - говорит Двурукая и закуривает свою первую за очень долгое время сигарету, купленную на американской земле. Табак отчего-то горчит. Чувак в гавайских шортах, поливающий клумбочку с маргаритками из шланга, таращится на нее, как на Антихриста. Потом смотрит на Паленую с ее живописными шрамами и торопливо скрывается за кустами.
- Дверь откроешь? – интересуется Балалайка. - А то у меня ключей нет.
- А как насчет сигнализации, или ты и вегасскую полицию купила?
- Надо будет ввести код, а его я знаю. Ну так откроешь?
- Раз плюнуть, - и Двурукая демонстрирует, как именно плюнуть и насколько далеко. Чувак-Гавайские шорты возмущенно шелестит кустами. Замок оказывается простейший, такие Реви вскрывала у соседей, когда еще в школе училась, если не хватало денег на жвачку.
- А здесь давно никого не было, - говорит она, оглядевшись. Пахнет затхлостью и пылью, но кондиционер исправно работает, так что еще и очень холодно. На стене висит странное полотно, изображающее скопище разноцветных пятен, в светлый ковер впиталось вино из перевернутой бутылки. И именно эта деталь отчего-то вгоняет Балалайку в ступор, она даже пепел с сигары стряхнуть забывает. Реви смотрит на ковер, потом на нее, потом на всякий случай на пятна, изображающие картину и решается спросить:
- Мы тут зачем?
- Подожди меня здесь, - цедит Паленая и идет на второй этаж. Только сейчас Реви замечает, что та себе изменила и не обула туфли на шпильке, да еще и вместо костюмчика в стиле настоящего шефа-мафиози напялила джинсы с регланом. Если б не ее шрамы, выглядела бы, как самая обычная девица. Даже вполне симпатичная, особенно со спины.
Сверху доносится грохот, словно Балалайка решила разнести особняк по камешку, и Двурукая все ждет, что вот-вот она выйдет из себя и заорет, но та спускается с неизменно невозмутимым видом и закуривает, уставившись на картину с пятнами.
- Дело - дрянь? – интересуется Реви и проверяет на всякий случай пистолеты.
- Возможно, - говорит Паленая и отворачивается.
Назад они едут так, словно за ними гонятся демоны, в какой-то момент Реви даже хочется попросить, чтобы та сбросила скорость и перестала проскакивать на мигающий желтый перед капотами аккуратно и законопослушно останавливающихся автомобилей. Но Балалайка тормозит с разворотом только у входа в отель, швыряет ключи парковщику и говорит, что пока ей Двурукая не нужна. Оказывается, если Паленая волнуется, то у нее слышен акцент. Неприятный, режущий слух.
- Ну тогда я на автоматах поиграю, - сообщает Реви ей в спину, даже не рассчитывая быть услышанной. Но удача Двурукой больше не сопутствует, даже пары баксов выиграть не удается. Рулетка навевает тоску, Блэк Джек она так и не освоила, остается только погулять между столами, прихватывая с подносов бесплатную выпивку, а потом проверить, когда по расписанию начинается обещанное шоу с фонтанами и заказать себе в номер много закусок к пиву. У нее с Паленой номера смежные, а слышимость отличная. Будто они поселились не в шикарной гостинице, а в роанапурских трущобах. Если вырубить телевизор с платным порно-каналом, то даже напрягаться не нужно, чтобы услышать, как она с кем-то говорит по телефону. И если приложить ухо со стаканом к стене, то можно разобрать, что беседует она не на английском, так что все равно ни черта не понятно. А порно начинают показывать совсем уж унылое, даже без извращений, единственное: главная героиня очень смахивает на сестру Эду в профиль, так что Реви берет с собой пару банок пива, поднос с вяленым мясом и усаживается на балконе. Выкладывает беретты на столик и смотрит, как медленно день, когда Вегас выглядит никак, сменяется вечером, когда он выглядит очень эффектно. И чем-то смахивает на шлюху в полной боевой раскраске и в платье с блестками. А потом начинается шоу фонтанов, и у бассейна собираются толпы зевак, чей восторженный галдеж доносится даже до ее высотного этажа. Реви допивает пиво и с трудом удерживается от соблазна прицельно швырнуть банкой. Но тут бы такое поведение явно не одобрили. Как-никак цивилизованный город с полицией, которая даже если берет взятки, то наверняка не все поголовно. И заблудившийся турист всегда может подойти к бравому полисмену, обвешанному дубинками, наручниками и вечно шуршащей голосами рацией, посмотреть на него с надеждой и попросить указать верный путь к отелю. А тот козырнет и поможет. В Роанапуре коп скорей укажет в абсолютно другую сторону, а потом потребует от бандитов, раздевших туриста до нитки, свою долю. Впрочем, туристов в Роанапуре не бывает, их с успехом заменяют начинающие киллеры и наемники, приехавшие на хлебное место в надежде пододвинуть с тепленьких местечек своих коллег. Поохотиться за такими личностями - святая обязанность каждого. Поговаривают, что кое у кого из старожилов даже есть коллекция отрезанных ушей на память, в лучших традициях вьетнамской войны. У кого точно, Реви не знает, а слухи, хоть и увлекательны, но вряд ли отвечают действительности. Вот она просто вгоняет контрольную пулю промеж глаз. Это ее совершенно неоригинальный почерк, но им вполне можно гордиться.
Подсветка фонтана из нежно-голубой становится кроваво-красной, струи образуют арки, и зрители так восторженно вопят, что слышно даже на балконе. Реви все-таки прицеливается пустой пивной банкой, но акту хулиганства не суждено свершиться. В дверь стучат.
- Поехали, - говорит Балалайка, снова похожая на себя: принарядилась, как обычно в Роанапуре. Только неясно, зачем было так стараться, приехали-то они на склад. Припарковались у двух грязных внедорожников, подождали, пока их седан осветят прожектором с крыши, а что потом происходило, для Реви осталось тайной. Вышел чувак, смахивающий на каждого из балалайкиных десантников шрамами и выправкой. Поздоровался по-английски, зыркнул на Двурукую и дальше уже продолжал по-русски. Не понятно было ни черта, переводчиком тут не озаботились. Паленая сначала говорила спокойно, потом бросила сигару, не докурив, и двинула чуваку в челюсть, так что он чуть не опрокинулся. Реви в этот момент выхватила свои беретты и скорчила страшную и презрительную рожу, показав всю серьезность своих намерений.
- Однако, - выплюнул чувак, - сучку с собой приперла?
- Сучка сейчас тебе мозги вышибет, - резюмировала Реви и покосилась на Паленую, но та снова была холодна и невозмутима. Значит, бряцание оружием пришлось к месту.
- Он вас не ждал, - бурчит чувак, поднимаясь по узкой металлической лесенке. Реви на ступеньках скользит и цепляется носками, тут еще и темно, как у Датча в заднице. В комнате, куда их приводят, ненамного светлее и очень по-складскому. В одном углу раскладывают оружие по ящикам, в другом - троица режется в карты, а за совершенно непредставительным столом сидит их шеф. Это у него на лбу написано, что он тут главный: слишком уж наглая морда, и важный статус подчеркивает толстенная золотая цепь на шее. Такой даже душить было бы не очень удобно. Хоть Реви и не фанат контактных способов убийств, но в этом деле разбирается. Пришлось освоить на всякий случай.
- Владилена, - тянет главарь и улыбается Балалайке, как старому другу.
- Алекс, - говорит та и закуривает. Реви вообще не считала, сколько уже сигар она уже извлекла из своего портсигара, но по всему выходит, что он у нее бездонный.
- А это что за прелестное создание?
- А тебе не все равно?
- Азиаточка, - мечтательно жмурится Алекс, и в углу с картами начинают сдержанно и одобрительно шушукаться.
- Азиаточка сейчас тебе пулю меж глаз влепит, - цедит Реви.
- Как волнующе, - улыбается Алекс еще шире и теряет к ней всякий интерес. А потом еще и добивает, начиная беседу с Балалайкой на русском. Что уж совсем скучно и неинтересно. Двурукой остается разве что смотреть зорко по сторонам, дабы пресечь любую попытку повредить ее работодательнице. Но все ведут себя так, словно ничего интересного не происходит. Троица все так же режется в карты, в углу все так же бережно укладывают в ящики автоматы АК-108. Чувак, что их привел, перекатывается с носка на пятку и тупо пялится то на задницу Балалайки, то на сиськи Реви. Скучно, и беседа выходит такой же скучной и малоэмоциональной. Просто в какой-то момент Паленая затыкается и смотрит на Алекса, как, помнится, первый раз смотрела на Реви: с презрением и изумлением. А потом сглатывает, закуривает и кивает.
- Пойдем, - говорит она Двурукой.
- Заходи к нам снова, - улыбается Алекс, - и обязательно с азиаточкой.
- Пошел ты…
Но договорить Реви не удается, заканчивает она уже на лестнице и чуть с нее не падает, потому что очень зла, а тут все еще темно и под ноги она не смотрит.
- Это что за мудак? – спрашивает, когда они уже оказываются в своем седане и совершенно никуда не спешат. Балалайка даже ключ в замок зажигания не вставляет, просто сидит, окутываясь сигарным дымом, и смотрит перед собой.
- Это Алекс, - улыбается она криво, - вот такой мудак, познакомься.
- А теперь куда?
- Теперь ты в отель до дальнейших указаний, - автомобиль срывается с места так стремительно, что Реви роняет зажигалку с сигаретой себе под ноги и пока там шарит, Паленая уже выезжает из мрачного складского района к сияющей неоном цивилизации.
Реви выиграла целую сотню в одноруком бандите, выпила три мохито и даже одним глазком посмотрела, как целая шеренга здоровых и фигуристых, как племенные кобылки, барышень в перьях задирает ноги в канкане. А потом уже решила немного вздремнуть и поблагодарить небеса, что поездка выходит такой ненапрягающей. Получить вознаграждение за пару променадов и за то, что ее пару раз назвали «азиаточкой», - так просто она еще не зарабатывала. Даже пострелять ни одного шанса не представилось. Перед здоровым освежающим сном Реви приняла ванну с пузырьками, перепробовала все шампуни из фирменных бутылочек, облачилась в персикового цвета халат и завалилась на широченную, как вся ее спальня в Роанапуре, кровать. Поездка получалась просто настоящим отпуском, да еще и с шикарным видом из панорамного окна. Вегас как раз начинал гаснуть, и это было еще красивей, чем когда он зажигался.
- Едем, - Балалайка снова без каблуков и без своего любимого красного костюма. Реви все думала раньше: не может же быть, чтоб она носила один и тот же изо дня в день. Значит, у нее зачем-то целый шкаф однотипных шмоток. Странно как-то. Теперь вот оказалось, что у Паленой есть и джинсы с футболкой и даже кожаная куртка и еще один саквояж, кроме того, с которым она прилетела.
- Едем, - повторяет она и выглядит очень злой и уставшей, в отличие от Двурукой, всю ночь провалявшейся на отглаженных, благоухающих розой простынях. Настолько злой, что куда именно сегодня они едут, Реви даже не спрашивает. В конце концов, из обещанной суммы она еще и цента не отработала.
- Однако, - улыбается Алекс. Надо было догадаться, что приедут они именно к нему. Только в этот раз не на склад, а в стриптиз-клуб на каких-то занюханных вегасских задворках. Всего хорошего в нем - это огромная вывеска с надписью «Сладкие титьки» и неоновый силуэт, обладательницу этих самых титек изображающий. Алекс сидит на вип-месте, утопая в красном бархатном кресле, и созерцает кастинг, а может, просто проводит инспекцию своих девочек. Одна из них на сцене как раз изображает бравого ковбоя, орудующего лассо топлесс. Балалайка ставит саквояж на стол, прямо на пепельницу с дымящимся окурком, на стакан с виски и на айфон Алекса в кожаном футляре. Айфон соскальзывает на пол.
- Зачем же так неаккуратно? – улыбается Алекс еще шире и подмигивает Реви.
- Адрес давай, - цедит Балалайка.
- А здесь все?
- Пересчитай, если сомневаешься.
- С тобой очень приятно иметь дело…
- Адрес, Алекс!
Реви напрягается и тянется за своими пистолетами. Барышня на сцене замирает и целомудренно пытается прикрыть грудь, а Алекс перестает ухмыляться и говорит какую-то очередную тарабарщину на русском, на что Балалайка кивает и добавляет едко, уже по-английски:
- Наслаждайся своим шоу.
Реви отчего-то кажется, что прозвучало это угрожающе.
Был один старый китаец в нью-йоркском Чайна-тауне, который, по слухам, был когда-то самым настоящим супер-мафиози, но в то время, когда Двурукая его знала, он просто держал антикварную лавочку, щеголял пиратской повязкой на правом глазу и ходил, опираясь на трость. Вот этот самый китаец, мистер Ву, как еще добрый десяток китайцев, живущих на их улице, которых звали точно так же, рассказывал иногда истории про свое развеселое бандитское прошлое. Конечно, каждый раз добавляя, что «тогда» было куда круче, чем «сейчас». Но истории были и правда крутые, особенно Реви нравились «сказки» про Вегас. Мистер Ву уверял, что вся пустыня вокруг города - это не только Зона 51 и те места, где проводили ядерные взрывы, но еще и огромное кладбище. Потому что нет ничего проще, чем спрятать труп в Вегасе: нужно просто вывезти тело в багажнике подальше от города и закопать на приглянувшемся месте.
- Иногда, бывало, копаешь яму, - рассказывал мистер Ву, - и натыкаешься на скелет в костюме и шляпе Борсалино. Иногда и часы на руке оставались, золотые часы, между прочим.
Реви потом снились толпы скелетов в огромной пустыне, и очень хотелось на это супер-кладбище посмотреть вживую. Но тогда это были просто мечты, а сейчас Балалайка гнала по шоссе, и вокруг расстилалась пустошь. Именно такая, как ее описывал мистер Ву. Зловещая даже в солнечный полдень. И кое-где на обочинах валялись черепа, правда, не человечьи, а коровьи.
Уж неизвестно, что там Алекс ей дал за адрес, но Балалайка заезжает в настоящую глушь, то есть просто едет, пока грунтовая дорога не кончается, упершись в деревянный щит с ожидаемой надписью «конец дороги». А потом выходит, даже машину не закрыв, и идет за холм. Реви ничего не остается, как топать следом, ощущая, что именно сейчас она отрабатывает свои деньги, потому что в пустыне адски жарко и каменисто, и каждая колючка норовит залезть ей в балетки, которые пришлось носить, чтобы выглядеть прилично по требованию работодательницы. А потом на фоне почти белого от жара неба появляется цель: дом с башенками и резным крылечком. Очередной дворец Белоснежки в самом неподходящем для этого месте. И только тогда Паленая останавливается передохнуть и покурить. Реви не совсем понимает, зачем было почти бежать сюда от машины, рискуя иногда упасть и расквасить себе нос, а теперь просто таращится на какую-то развалюху, которая тут стояла еще явно до того, как старый мистер Ву научился говорить «мама» и «папа». Но ее работодательница созерцает обветшалое строение, момент становится несколько торжественным, и Двурукая сохраняет деликатное молчание.
- Пистолеты достань, - говорит Балалайка, докурив, набирает в грудь воздуха, как будто собирается нырять с вышки, и идет к дому. Здесь все-таки когда-то была дорога и сюда даже доставляли почту, судя по покосившемуся ржавому почтовому ящику. Дверь у Реви получается вышибить только со второй попытки, так она ссохлась. И внутри никого нет. Это чувствуется еще с порога, можно было и не доставать пистолеты. Но ради порядка она заглядывает в каждую комнату. Отмечает про себя, что такого тоскливого, нежилого запустения еще видеть не приходилось. Здесь явно не тусовались наркоманы и бездомные: обои сами собой отклеивались от стен, с паркета постепенно облазила краска, еще лет десять – и дом бы просто рассыпался.
Двурукая проходит по коридору, отрабатывая свои деньги инспекцией каждой комнаты. В одной неожиданно обнаруживается посудный шкаф с распахнутыми дверцами и одинокой, совершенно целой чашкой на полочке. А в помещении, которое очень давно служило своим владельцам гостиной, и из которого открывается несколько унылый, но в чем-то даже эффектный вид на пустыню, оказался сюрприз: в старомодном кресле сидела девушка. Спиной к вошедшим, лицом - к окну с видом.
- Осторожно, - шепчет Реви, но Паленая отталкивает ее в сторону и подбегает к креслу, трясет девицу, а потом опускается на колени и смотрит на нее снизу вверх. И такой главу «Отеля Москва», наверное, еще никто не видел и никогда не увидит. Оказывается, Балалайка не может плакать, но она так бледнеет, что ее шрамы, побелевшие от времени, почти перестают выделяться, а еще она выдыхает с едва слышным стоном и жмурится на секунду. Двурукая понимает еще раньше, чем заходит и смотрит на девушку в кресле, что дело настолько плохо, насколько только может быть.
Девицу сначала привязали - и очень крепко. Сколько она не вырывалась, только добавляла ссадин. Запястья покрыты синяками и царапинами, на подсохшие ранки приклеились песчинки. Рот ей не затыкали, но оно и немудрено: в этой глуши на случайных прохожих рассчитывать не приходится. А уже потом, наверное, перерезали горло, очень аккуратно и не спеша, от уха до уха, так что кровь текла на грудь и колени, прямо по тоненькой батистовой ночной сорочке с розовыми бантиками, пропитывая ее насквозь. А потом даже не закрыли ей глаза, явно, чтобы Балалайке было чем любоваться, сидя сейчас на полу, и было, отчего бледнеть все сильней и сильней.
- Кто она? – Реви осторожно возвращает пистолеты в кобуры и боится пошевелиться, чтобы не скрипнули старые доски пола.
- Надо здесь все сжечь, - говорит Паленая хрипло и через силу. Именно такой голос получается, если хочешь плакать, а не выходит. Наверное, оттого что сдерживаешься.
- Я солью бензин из машины, - шепчет Реви и пробирается к выходу, стараясь не смотреть на убитую. Слишком уж странно она выглядит. Не как все те, кого ей доводилось видеть до этого. Все те были просто трупами, неким расходным материалом, необходимым атрибутом существования и процветания бандитской столицы Таиланда. В конце концов, каждый из тех убитых изначально был готов к тому, что до старости не доживет и кончит с пулей во лбу. Или куда там его убийца, или убийцы, попадут. Но эта странная особа, которую явно похитили из ее дома в хорошем районе прямо из постели, притащили черт знает куда, а потом еще и убили способом страшным и болезненным, - ее Реви отчего-то даже немного жаль. Как было бы жаль себя, окажись она на скучной работе в родном Чайна-тауне вместо веселого и опасного Роанапура. Просто не на своем месте, проще говоря.
- Канистры я не нашла, - Реви может собой гордится, наверное впервые в жизни она ведет себя очень деликатно. По пустому дому прошла на цыпочках, стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом, в комнату решила не заходить, тем более что ничего нового там не приключилось. Труп девушки все так же смирно сидит в кресле, Балалайка – у ее ног. Отстраненная и спокойная, вся в себе, даже свою спутницу не сразу услышала.
- Что?
- Нашла… Вот. Дом сухой, думаю, хватит. Ты же хочешь его сжечь?
- Хочу, - Балалайка поднимается с пола, отряхивает колени, забирает воняющую бензином бутылку из-под кока-колы у Реви из рук и выдыхает. Медленно и постепенно, словно боится свалиться в обморок.
- Я подожду тебя снаружи, - сообщает Реви, уже пятясь. Она столько раз видела и трупы, и то, как от них избавлялись, но вот наблюдать, каким образом Паленая организует спонтанную кремацию, не хочется абсолютно. Это тоже как-то неправильно. Хорошие девушки, надевающие на ночь батистовые сорочки, заслуживают куда более приличных похорон. С гробом, речами расстроенных друзей и родственников, со скромным фуршетом после погребения. Чтобы все могли сдержанно поскорбеть. На таких роскошных похоронах Реви, конечно, сроду не бывала, но в кино все происходит именно так. Скучно, конечно, но очень представительно. Да и смерти такой хорошие девушки тоже не заслуживают: слишком уж это экстремально. Им надо умирать в своих уютных кроватках с лампами Тиффани у изголовья.
На улице Двурукая закуривает и думает некстати, как им теперь добраться до Вегаса. Бензобак и так был неполон, а после неумелого наполнения бутылки и вовсе наверняка опустел. Но ее греет надежда, что это все-таки штат Невада, а не Роанапур, и местные водители не будут против подкинуть до города двух девушек, голосующих на обочине. Балалайки нет довольно долго, и Реви себе представляет в красках трогательную сцену прощания. На воображаемом эпизоде с тихим «прощай» Паленая появляется на крылечке и швыряет пустую бутылку за себя. Только вот с зажигалкой у нее никак не получается справиться. Хоть вроде она с виду и спокойна, даже уже дышит ровно, и руки у нее не дрожат.
- Давай я, - Реви отбирает у нее ту самую смешную Зиппо с силуэтом Мерилин, хмыкает про себя, вдруг подумав, а не убитая ли преподнесла суровой русской стерве в шрамах такой фривольный сувенир, щелкает колесиком и возвращает назад. Пальцы у Балалайки ледяные, и даже грандиозный пожар, который вот-вот начнется, их, наверное, не согреет.
Сначала огня не видно, только воздух дрожит, а потом все здание словно погружается в алое свечение, и это красиво, ровно до того момента, пока ветер не меняется и не начинает тянуть запахом паленого мяса. Единственный, пожалуй, недостаток во всем погребении, которое получилось даже почти торжественным.
- Пойдем, - говорит Реви тихонько. С ее стороны это наглость, но по Паленой видно, что она будет здесь стоять, пока от особняка не останутся одни угли. – Пойдем. Скоро стемнеет.
Она отворачивается и бредет к машине, непроизвольно дергается, когда сзади слышится, как стреляют, лопаясь, стекла в окнах. Двурукая понятия не имеет, как себя сейчас вести, но уж точно не гладить успокоительно по плечу и не лезть с утешительными объятиями. Она так сроду не поступала, но девушки именно так друг друга поддерживают. Хорошие девушки. Вроде той, что сейчас догорает, привязанная к креслу. А плохие девушки, те, что выживают в трущобах и из дому не выходят без пары пистолетов подмышками, те справедливо решают, что сигарета лишней не будет. Так что Реви вытирает ладони о джинсы и прикуривает две.
- Держи.
- Спасибо.
На своем седане они доезжают только до шоссе, ну и по нему до ближайшего указателя с вывеской «До Лас Вегаса 30 миль». Дальше машина глохнет и никуда больше не едет, мигая тревожным огоньком датчика бензина.
- Приехали, - говорит Балалайка. Реви предлагает прогуляться пешком или попытаться вызвать эвакуатор. Еще один приятный элемент цивилизованной жизни. Впрочем, понятно, что бы она не предложила, Паленая на все согласна. Но хочет сидеть до темноты в остановившейся машине посреди шоссе. Какая-то она стала странная. Еще странней, чем была до этого. Раньше ее хоть возможно было понять и решить, как себя вести, а тут Двурукая теряется. Так же, как когда Рокуро иногда начинал ныть, вспоминая свою прошлую жизнь. Скучное, стабильное существование вечно униженного и оскорбленного мелкого офисного работника. Он так натурально печалился по этому поводу, даже пил виски безо льда и таращился на Реви с такой тоской, что ей начинало хотеться его как-то ободрить и утешить. Хотя бы похлопать по плечу, как это принято у суровых и сдержанных личностей. Только действовали подобные нехитрые манипуляции совершенно не утешительно, а, скорей, наоборот. Рок принимался стенать пуще прежнего, и тут уж Двурукой хотелось его треснуть, чтоб заткнулся. Но если это было хорошо и подходяще для самого слабого члена их команды, то применять к главе целой мафиозной группировки казалось не совсем правильным.
- Эвакуатор, - повторяет она вкрадчиво. - Машина-то напрокат, значит, эвакуатор можно вызвать.
- Самолет завтра днем, - сообщает Паленая, созерцая мигающий значок, сигнализирующий о пустом бензобаке. Реви живо представляет себе стаю койотов, осадившую их седан ближе к полуночи, и выходит на шоссе, собираясь кинуться под колеса первому попавшемуся автомобилю или выстрелить ему в лобовуху. Вообщем, сделать, что угодно, лишь бы убедить водителя довезти их до города. Хоть она и выросла в самом паршивом квартале Чайна-тауна Нью-Йорка, где ночами было опасно даже окно открыть, не то чтобы выйти прогуляться, но коротать время до утра посреди пустыни, где любят закапывать трупы, не хочется совершенно. В городе ей никогда не было так стремно, как посреди огромного, почти пустого куска земли, где, даже очень сильно постаравшись, нельзя было разглядеть хоть какие-то признаки цивилизации. Последний, что был, они сожгли.
- Знаешь, - Реви прогулялась взад-вперед по обочине, почувствовала, как все-таки натирают ремни от кобуры и поняла, что именно это шоссе не очень популярно у жителей Невады. А безучастно окопавшуюся в машине Балалайку захотелось убить. – Я не желаю сдыхать в этой заднице мира, пойдем.
- Я тебе плачу.
- Явно меньше, чем стоит моя драгоценная жизнь.
- Иди.
- Я твой супер-телохранитель, забыла? Поднимай задницу, иначе я ее подниму, честно.
- Пошла ты, - Паленая тыкает дуло своего револьвера Реви в лоб и устало морщится, словно перспектива скорого убийства ее неслыханно огорчает своей суетливостью и неопрятностью.
- Сама пошла, - шипит Двурукая, метя береттой, той, что выхватила из кобуры слева, ей в шею. - Кто тебе была та пигалица, что ты так расклеилась? Сестра, потерянная в детстве?
- Заткнись. - Балалайка уже и палец на спусковой крючок положила, даже прижала его немножко. Это отлично видно, если слегка скосить глаза к переносице, и Реви становится на секунду обжигающе холодно, как всегда, когда она чует опасность, а еще от злости в голове начинает шуметь.
- Сама заткнись! Хочешь сдохнуть, начинай хоть сейчас, а мне такого не надо, я на такое не подписывалась!
- Ну так иди нахрен, - Паленая убирает свою пукалку в кобуру и закуривает. - Иди, куда хочешь.
Реви топчется у машины с береттой в руке, вроде как убрать ее сразу – это несолидно, только начали ругаться, но и продолжать угрожающие выпады как-то было бы сейчас странно. И что делать – тоже неясно. Без Балалайки возвращение в Роанапур просто невозможно. Ее бравые десантники, конечно, знают, кто сопровождает их обожаемую леди-босс в ее вояже. Они там, как одна большая дружная семья в своем «Отеле Москва». Так что к Двурукой, вернувшейся в одиночестве, будет тьма-тьмущая вопросов в подходящей для допросов обстановке. Слухи про методы выбивания информации в русском стиле ходят самые шокирующие. А если Реви что-то шокирует, то это и правда серьезно. И оказаться в подвале, где любят поиграть с электричеством и колюще-режущими предметами, ей совсем не улыбается. Так что широкий жест Балалайки неоценен, и перспектива провести ночь в вероятно худшем месте штата Невада снова маячит перед глазами.
- Никуда я не пойду, - выдыхает Двурукая, садится рядом и закуривает. Диджей по радио объявляет час Тома Джонса, любимчика Вегаса и его верного поклонника.
- Ну и зря.
- Это уж мне решать.
- Боишься, что если свалишь, платить тебе будет некому?
- Деньги не главное, - эту цитату Реви слышала от мистера Ву, но чуяла, что старый хрен кривил душой. Да и сама сейчас соврала. Главное, что к слову пришлось. Ведь именно ради внушительной суммы она согласилась на эту поездку с неизвестной культурной программой. А иначе, зачем было соглашаться? Балалайку она уважает. Как ни крути, личность крутая, такой оказаться полезной – прибыльно и почетно, но не даром же лезть в петлю. А в их конкретном случае – в пасти кучи койотов. Они тут водятся в изобилии, мистер Ву рассказывал, что иногда и трупы выкапывали, когда их ленились похоронить поглубже. И Зону 51 со счетов сбрасывать тоже не стоит. Бенни, как истинный компьютерный задрот, обожал иногда в свободные вечера просветить всех желающих и просто несчастных, оказавшихся некстати в радиусе слышимости, на тему пришельцев и таинственных огней в небе над пустыней Мохаве. Когда сидишь в Роанапуре, в родном офисе на потертом диване, закинув ноги на столик, то подобные истории отлично идут под пиво, особенно если Бенни не поленится, а он парень трудолюбивый, так что последнее исключено, и покажет фотографии для иллюстрации. Но Реви даже не думала, что возможно верить в такие глупости. И уж конечно, не могла представить себя в ситуации, когда будет время от времени нервно поглядывать на сереющее сумерками небо, боясь увидеть там те самые огни, которые на компьютере Бенни выглядели так невинно и смешно. А все из-за Паленой и ее дохлой подружки, которая уже верно сгорела дотла вместе с креслом и своей ночной сорочкой.
- Ври больше, - говорит Балалайка и щелкает зажигалкой с Мерилин. А Реви отчего-то подумала, что безделушка отправится в погребальный костер к дарительнице.
- Ты хочешь тут просидеть всю ночь?
- А почему бы нет?
- Я знаю, что самолет завтра. Только какой смысл торчать на этом блядском шоссе?
- Абсолютно никакого.
- Кто тебе была та девушка?
- Никто, - и даже тоненькая сигара в руках не дрогнула. Врет Балалайка, конечно, на высший балл.
- Была б никто, ты б тут не торчала.
- Дорогая Реви, - теперь, когда солнце село и глаза привыкли к полутьме, шрамы на физиономии Паленой почти незаметны. – Не надо меня брать на «слабо»…
- Ты мне вообще-то заплатила и за молчание, помнишь? – Реви хочется еще сигарету, а зажигалку Балалайка вертит в руках, а еще от нее пахнет дымом и немного духами. Странное наблюдение, хоть и логичное, она же носит костюмы с декольте и туфли на шпильках, отчего бы ей и не пользоваться туалетной водой. Только уж очень аромат нежный, почти цветочный и совсем для нее не подходящий.
- Помню, конечно, - она протягивает «Мерилин» на ладони.
- А Алексу, любящему азиаточек, заплатила за нее? – Паленая смотрит на Реви, словно выжидая момент, когда ей нужно будет заткнуть рот. – Поэтому мы и поехали сначала к ней домой. Не верила, что он решился ее похитить? Месть за старые совместные операции на исторической родине?
- За совместные операции здесь, - поправляет Балалайка бесстрастным тоном.
- Саквояж на вид был неполным. Сколько там было, тысяч двести, триста?
- Триста пятьдесят.
- Она была твоей подругой?
- Можно и так сказать.
Реви отворачивается и выдыхает дым через нос. Какой подругой убитая была для Балалайки ей уже ясно, та может и не озвучивать. Но она явно не захочет вываливать все самое сокровенное и делиться подробностями. Странно, правда, осознать, что главу «Отеля Москва», шрамированную вдоль и поперек, кто-то был способен любить, а она могла отвечать взаимностью. Что именно так все и было, сомневаться не приходится, иначе чего бы ей отдавать кучу денег за неясно кого. Значит, дорога ей была девица, любительница картин в пятна и красного вина. Двурукая набирается смелости и протягивает Балалайке «Мерилин», касается на долю секунды ее пальцев. Как и подозревала, они ледяные.
- Хочешь, поедем и убьем Алекса?
- За дополнительную плату?
- За просто так, - «бонусом», добавляет Реви про себя.
- Его уже скорей всего нет в стране.
- Тогда давай спалим его стриптиз-клуб.
- Давай просто, - Балалайка вынимает ключи из замка зажигания, радио обрывает хит Тома Джонса на середине и гаснет, - давай просто пойдем отсюда.
- Ну, до завтра. - Реви так растрясло во время возвращения в город на разбитом пикапе калифорнийского охотника за удачей, что просто перед глазами стоит сладостный образ горячей ванны и полного стакана виски с одиноким кусочком льда. А еще она ждет не дождется, когда, наконец, сбросит чертовы балетки. Кто б знал, что эта обувь для приличных девушек такая неудобная.
- Выпить не хочешь? – спрашивает Паленая вполголоса, когда они подходят к лифту.
- В баре? – почти шепотом интересуется Реви и косится на парочку благообразных старушек, стоящих за ними. Ее раздражает, как они неодобрительно на них смотрят. Особенно на Балалайку и на ее шрамы. Их даже татуировка Двурукой не так шокирует.
- У меня в номере.
Звучит это отчего-то ужасно неприлично, особенно после того как выяснилось, какой подругой убитая приходилась Балалайке. То, что информация не была подтверждена, Реви не смущает. Но она понимает, как хочется утопить горе в спиртном, и как грустно будет топить его в одиночестве, когда и словом перемолвится не с кем, так что соглашается:
- Можно и в номере. Надеюсь, выпивки у тебя хватит.
Номер у Балалайки пошикарней ее собственного, и мини-бар там побольше. Есть даже бутылка шампанского «Кристал», но это сейчас явно будет неподходящим выбором, так что по стаканам Реви разливает виски и кладет по кусочку льда, именно так, как хотелось. А просто они садятся напротив панорамного окна и молча пьют, подливая друг другу по очереди.
- А как ее звали? – спрашивает Реви после третьего стакана. – Ту девушку?
- Эмили, - говорит Паленая только после того, как допивает четвертый стакан. В комнате темно, а от мигающих реклам и вывесок у нее на лице мелькает целая палитра красок. Зрелище ничем не хуже, чем шоу фонтанов. Шрамы менее всего заметны, когда отблески зеленые, выделяются, когда цвет меняется на красный. Реви смотрит на нее, не отрываясь, и пытается представить, как это все происходило: Балалайка, Эмили, шрамы и батистовые ночные рубашки. И как это вообще могло сочетаться.
- Это было в Нью-Йорке, - улыбается Паленая, - на антикварном аукционе. Ты же это хочешь знать? Где мы умудрились познакомиться?
- Угу, - говорит Реви и тянется за следующей бутылкой виски. Сочетание антиквариата и Балалайки ей тоже кажется странным, но не настолько, чтобы перебивать.
- Она эксперт по «советской» живописи. Была. А я очень хотела себе одну картину. С красноармейцами.
- С кем?
- Неважно, - она прикуривает себе сигару и прикрывает глаза, - там и познакомились. Она меня вовремя предупредила, что мои красноармейцы – подделка, а я умею быть благодарной. И думала, что могу быть осторожной.
- А мстительной? – Реви пытается достать бутылку, не вставая с кресла, но промахивается и прекрасный виски за сто баксов разливается по ковру.
- Само собой.
Еще Двурукая бы хотела спросить «как оно было?», все эти странные отношения, спровоцированные любовью к искусству, в котором она ничего не понимает, но вместо того тянется к Балалайке и ее шрамам. Сейчас как раз вспыхнул зеленый за окном, и их почти не видно. Оказывается, они почти и не чувствуются под кончиками пальцев, только Паленой, верно, это было неприятно, иначе зачем ей перехватывать Реви за запястье, стискивать покрепче, подтягивать к себе поближе. Двурукая соображает, как бы объяснить свою идиотскую потребность в прикосновениях прежде, чем получит по шее, только Балалайка не собирается ее ни бить, ни учить уму-разуму, просто привстает в своем кресле и целует. Сначала мягко, едва касаясь, потом жестче, обхватывая свободной рукой за затылок, не давая ни вздохнуть, ни отстраниться. И так Реви еще не целовалась никогда и ни с кем. Она вообще давно решила, что все эти нежности ей не нужны и прекрасно обходилась быстрым сексом по собственной инициативе, а теперь стало ужасно себя жаль за такую опрометчивую глупость. Потому что это, оказывается, здорово, до дрожи в коленках и до волнующе тянущего ощущения внизу живота.
- Нам рано вставать, - выдыхает Балалайка, чуть отстранившись.
- Ну и что? – Реви сейчас меньше всего хочется думать о завтрашнем дне.
- Тебе пора, - говорит Паленая и отпускает ее, хорошо хоть не отталкивает, просто садится в кресле ровнее и берет свой стакан с пола. Будь на ее месте кто-то другой, можно было бы настаивать, применить силу или просто врезать от души кулаком, но это ведь мисс Балалайка, глава «Отеля Москва», и к ней Реви полезла сама, даже не успев подумать, зачем и почему. Просто захотелось, как когда-то внезапно захотелось оставить Рокуро в живых. – Тебе пора, - повторяет Балалайка и смотрит в окно. Теперь неоновые отблески алые и каждая рваная линия ее шрамов видна четко, будто нарисованная остро отточенным карандашом.
- Хорошо, - говорит Двурукая хрипло и очень надеется, что ее голос звучит спокойно, - до завтра.
И дверь в коридор получается прикрыть почти неслышно, хотя хотелось шарахнуть так, чтоб лопнуло, не выдержав, панорамное окно и придавило собой надменную паленую стерву.
продолжение в комментариях
@темы: фанфик, fest: calling all girls, fandom: black lagoon
-
-
25.01.2011 в 12:30- Достаточно. - Стаканы у монашки разномастные, и льда нет, но Двурукой сейчас не до этикета и прочих глупостей. Она два дня как вернулась на роскошном частном самолетике из Америки и с той поры надиралась каждый вечер. Благо было на что. Балалайка не обманула, заплатила все до цента, но не лично, конечно, - прислала очередного сурового десантника с пакетом, полным денег. Доллары, как Реви и предвидела, оказались новенькими и вкусно пахнущими. Так что хватало с лихвой на самое дорогое пойло, что можно было отыскать в Роанапуре. Только пить в одиночестве надоело, захотелось в компанию кого-то хорошо знакомого и без моральных принципов. Сестра Эда оказалась идеальным кандидатом.
- На что потратишь?
- Отдыхать поеду. - Реви наливает джина на два пальца и поднимает стакан. - За отпуск, мать его.
- Тост хороший, но отпуска у тебя быть не может. Давай просто за отдых и здоровый сон.
- Здоровый, мать его, сон, - булькает джином Двурукая. Спать у нее получалось, только напившись, да и то снилась всякая дрянь. Особенно бесило, что вроде как и причин для идиотского настроения не существует. Ну дала ей Балалайка под зад, но ведь полезла к ней Реви тоже не на трезвую голову. Нет причин для беспокойства.
- Нет причин, - бурчит она себе под нос и разливает еще по порции джина.
- Конечно нет, пить можно и так, - Эда прикуривает сигаретку от дешевой пластиковой зажигалки и подпирает голову рукой. – Расскажешь, что с тобой приключилось?
- Не расскажу, - злится Реви, - и дай сигарету. Мои кончились.
- Рок что ли дал от ворот поворот?
- Рок тут вообще не при чем.
- Ну тогда не знаю… проиграла все бабло на автоматах в Вегасе?
- Выиграла, целых сто баксов между прочим, - привирает Двурукая.
- Ну так за это надо выпить, - решает Эда и забрасывает ноги на стол.
- Ну так у нас еще полбутылки.
Потом выпили за оружие, потом за Датча с Бенни и за то, что они такие хорошие парни, затем за Роанапур пару раз, и последнюю за Реви, чтоб ей хорошо жилось.
- Ты прям сама на себя не похожа, - демонстрирует чудеса прозорливости Эда, - вот что значит работать с русскими. Мы с ними слишком разные и потом вот, - подливает еще джина, - потом приходится пить. Ты после истории с близнецами тоже приходила бухать.
- Очень непохожи, - соглашается Реви. Тут сестра во Христе оказалась права. Ничего общего у них с Балалайкой быть не может, но при случае и без свидетелей стоит ей дать по носу. Может и кулаком. И тогда гадкое тоскливое ощущение гарантированно пройдет.
- Пойду я, - сообщает Двурукая Христу с автоматом. Ей надо срочно донести свое хмельное, расслабленное состояние до собственной квартиры и лечь спать. – И не провожай…
- И не собиралась, - ухмыляется Эда. – Большая девочка, сама дойдешь, только пистолет наизготовку возьми.
- Тяжело до вас достучаться, - говорит чувак из «Отеля Москва». Реви отлично помнит его рожу, перечерченную шрамом, и впервые жалеет, что в двери нет глазка. Знала бы тогда, кто так настойчиво тарабанит, и притворилась отсутствующей.
- Чего надо? - мрачно вопрошает она, опираясь плечом о косяк и прикуривая первую за сегодня сигарету. У нее похмелье, трещит голова и на заднице обнаружился грандиозный лиловый синяк, посаженный не иначе как вчера, во время позднего, пьяного возвращения от гостеприимной сестры Эды. От табака во рту становится совсем уж отвратительно.
- У мисс Владилены к вам дело, - сообщает чувак с непередаваемым выражением лица. Так и читается: он никак не может позволить себе сомневаться в решении обожаемой начальницы обратится к Реви, но скрыть свою неприязнь к Двурукой он до конца не способен. Хоть и старается изо всех сил, даже шрам на физиономии напрягается. И что у них могут быть за общие дела – он, видимо, тоже не понимает и злится еще и поэтому.
- Какое такое дело? – Реви сегодня вообще не собиралась выходить на улицу. Ей починили кондиционер и Бенни одолжил на время ноутбук со множеством полезных и интересных фильмов. Куда лучших, чем те, что крутили по платному каналу в Вегасе. А еще бы стоило почистить беретты.
- Она сказала, что сообщит при личной встрече.
- Передай ей, что я не в форме.
У чувака начинают набухать жилы на висках, желание свернуть нахалку в бараний рог и доставить хоть бы и в багажнике машины ясно читается по глазам. Но Реви все равно. Даже если Балалайка готова предложит ей дело на миллион и сразу заплатит всю сумму – она точно не согласится. Пытаясь анализировать свое тошнотворно унылое состояние, провоцирующее ее на буйное вечернее пьянство, Двурукая осознала, что всему виной шрамированная паленая стерва, ее «тебе пора», произнесенное с прохладцей, и решила ее ненавидеть. Так же ярко и искренне, как когда-то ненавидела соседа по парте за то, что он ее дразнил кривоногой и пару раз искупал в луже.
- Я так понимаю, ты не уйдешь, - чувак всем своим видом демонстрирует, что будет стоять на ее пороге до Страшного Суда, и Реви сдается, говорит: «Хрен с тобой», - и идет одеваться.
Балалайка снова в своей обычной униформе, снова сидит, пряча лицо в тени, и стряхивает пепел в хрустальную пепельницу. Все как в их первую встречу именно в этой комнате. Словно и не было поездки в Вегас и всех тех странностей, что там произошли. Реви плюхается в кресло без приглашения и закуривает.
- Ну?
- Есть дело, - вкрадчивым тоном сообщает Паленая.
- Сколько платишь? – заученным тоном спрашивает Реви.
- А что это за дело, тебя не интересует?
- Отчего же, интересует.
- Алекс, - Балалайка встает, обходит стол и присаживается, скрестив ноги в тонких черных чулках. – Алекс объявился в Малайзии, и мне бы хотелось отомстить.
- А чего бы не взять на такое серьезное дело своих головорезов? При чем тут я?
- Тебе я могу доверять. Немного больше, чем им.
Реви слишком сосредоточена на тщательном выкуривании сигареты, чтобы показывать эмоции, но, видать, Паленую обмануть невозможно: она протягивает руку и касается ее лба, проводит кончиками прохладных пальцев по виску, убирает прядь волос за ухо и спрашивает, делая паузу после каждого слова:
- Поедешь со мной?
- Поеду, - бурчит Реви, разглядывая свои колени, узор на ковре, балалайкины туфли с красной подошвой. Что угодно, лишь бы не поднимать глаза.
- Вылетаем через два дня, - Балалайка убирает руку, и Реви выдыхает потихоньку, стараясь замаскировать волнение под последнюю затяжку.
- Отлично, - она сползает с кресла и бочком отходит к двери, а потом решается и смотрит на Паленую и на ее шрамы, которые, помнится, под пальцами совершенно не ощущались. – Ты как? – спрашивает хриплым от сдерживаемого волнения голосом, стараясь себя сейчас убедить, что никакого трепета не ощущает и внизу живота не тянет, как когда Балалайка ее целовала в Вегасе. Сейчас вот хватило и простого прикосновения. Реви все списывает на ненависть, даже это свое внезапное возбуждение. Она же ненавидит Балалайку уже целых три дня, пошел четвертый, и чувство не угасло. Этой ночью даже спать не дало, всю ночь ворочалась, награждая паленую стерву всеми нелицеприятными эпитетами, что удалось вспомнить.
- Живому все хорошо, - говорит та и щелкает зажигалкой с Мерилин.
- Угу, - кивает Реви на всякий случай, хоть и не поняла ни слова, а выяснять, на русском ли сейчас с ней пообщались, не хочется. – До встречи.
- Через два дня, - напоминает Балалайка, а когда Реви закрывает за собой дверь, смотрит на безделушку с нежностью и решительно прячет ее в ящик стола.
-
-
25.01.2011 в 19:07а вот по пятибалльной шкале была бы твёрдая пятёрка, так как там такие детали смазываются)-
-
25.01.2011 в 20:479
-
-
25.01.2011 в 22:55но при этом текст быстрый и незатянутый. жаль, что недовычитан.
-
-
25.01.2011 в 23:31в общем, десять.
-
-
25.01.2011 в 23:47Вроде как за ненормативную лексику ставится обычно,
и не только) R (Restricted) — фанфики, в которых присутствуют секс и насилие, нецензурная лексика.-
-
31.01.2011 в 20:59-
-
02.02.2011 в 17:297.
-
-
06.02.2011 в 17:53Десять.
-
-
06.02.2011 в 22:34-
-
06.02.2011 в 23:27